Бабушка посмотрела на руку, на которой уже проступил кровоподтек в форме круга, и ушла. Так ничего и не сказала. Вета, ползая по полу, собирала кастрюли, крышки. Ставила все на место – на полку. Бабушка вышла из комнаты с заклеенной пластырем рукой, в которой держала утюг. Другой рукой она держала шнур от утюга, как плетку.
– Убью, гадюка, – тихо сказала бабушка.
Вета выскочила из дома и побежала на улицу. Она не знала, гонится ли за ней бабушка. От слез она даже не видела, куда бежит, в какую сторону. Вдруг она врезалась в женщину.
– Вета, о господи, что случилось? – Женщиной оказалась мама.
– Мамочка, прости меня. – Вета начала заикаться от бега, страха, слез и сознания того, что сделала.
– Что случилось? Что ты сделала? – Ольга действительно испугалась. Дочь стояла и дрожала всем телом.
Ольга уже села в электричку, но проехала только две остановки. Решила вернуться. Купить на станции продукты и принести матери. Чтобы отвязаться, не слышать упреков. Она шла с пакетами назад, к дому, когда увидела, как по дороге несется девочка. Ольга не сразу признала в девочке дочь.
– Я бабушку укусила, – заикаясь сказала Вета.
– Ладно, пойдем, – сказала мать,
– Я туда не пойду.
– Там твои вещи. Пойдем.
– Нет, я тебя здесь подожду. – Вета села на обочине и стала рвать травинки – так дети определяют, «петушок» или «курочка». У нее тряслись руки. Травинки срывались. Она продолжала заикаться, когда говорила, что здесь подождет.
Вета не знала, о чем мама тогда говорила с бабушкой. Только после того случая мама два дня плакала, а Вету еще долго водили по врачам и лечили от заикания.
– Мама, на меня бабушка обиделась? – спросила она в тот же вечер, когда они добрались до дома и мама долго звонила кому-то по телефону, объясняя, что не с кем оставить ребенка.
– Обиделась, – ответила мать.
– Потому что я плохая?
– Нет, потому что бабушка детей не любит. Не только тебя, всех.
– А кого она любит?
– Себя.
Тогда мама рассказала Вете историю, как бабушка впервые увидела внучку.
Ольга приехала с дочкой из роддома.
Она положила Вету в кроватку, которую подарили Наташа с Петей. Точнее, не подарили, а привезли от знакомых, у которых уже вырос сын. Ольга обиделась на то, что кроватка была «поношенная», а не новая. Но лучше такая, чем вообще никакой. Наташа с Петей отдали кроватку и уехали. Ольга уложила дочку и сказала:
– Мама, иди посмотри на нее.
Мать стояла в дверном проеме.
– Спасибо, мне отсюда хорошо видно, – ответила мать.
Ольга села рядом с кроваткой и заплакала. Она долго держалась – пока ехала в роддом, пока лежала после родов. Думала, вернется домой, и все уладится, а тут поняла, что ничего не уладится.
В роддом Ольга доехала сама, на автобусе. Воды отошли дома. Она лежала на кровати и почувствовала, что кровать стала мокрой. Ольга успела перестелить белье – чтобы мать, уехавшая «по своим делам», не ругалась – и замочить в тазу испачканное. Потом села в автобус и поехала в роддом. Позвонила Наташе с Петей, но никто не ответил. Был вечер – автобус переполнен. Ольга держалась за огромный живот и хотела только одного – сесть. Но пробраться к сиденьям было невозможно. Да и свободных не было.
– Пропустите, здесь беременная, – пыталась ей помочь какая-то женщина.
Двое мужчин и старушка встали боком, пропуская Ольгу. Но больше никто не сдвинулся с места. Ольга так и стояла, зажатая между мужскими спинами. Перед ней стоял мужчина в рубашке с короткими рукавами – на рубашке отпечатались капли пота. Ольгу затошнило. Она повернулась в другую сторону. И уткнулась в небритую подмышку. Мужчина держался за поручень. Ольга начала пробираться к выходу – решила дойти пешком. Хорошо еще, что до роддома оставалась одна остановка.
Туда она добралась чудом. Чудом была старушка, которая подхватила Ольгу по дороге. Ольга начала оседать на землю. Она шла и удивлялась, откуда у этой старушки, высохшей и хромой, столько сил. Старушка довела ее до роддома, посадила на банкетку в приемном покое.
– Держись, деточка, – сказала она и сунула в руку яблоко.
Ольгу долго не «оформляли». Она сидела и грызла яблоко. Лишь бы отвлечься от боли.
– Раз жрет, может подождать, – услышала она слова одной нянечки.
Потом, где-то через час, судя по настенным часам, ее повели «оформляться».
– Схватки через сколько? – спросила уставшая врачица.
– Не знаю, – ответила Ольга.
– А почему с накрашенными ногтями? На блядки собралась или рожать? – Врачица говорила, не глядя на Ольгу и не переставая писать в карте. Ольга к тому моменту находилась в состоянии отупения. И даже не обиделась. После того как врач заполнила нечитаемыми каракулями лист карты, Ольгу повели на «обработку».
– Лезвие принесла? – спросила врач.
– Нет, – ответила Ольга.
– Я должна тебе принести?
Ольге на «обработке» достались две молоденькие девочки-практикантки, с неумелыми руками. Они стояли над Ольгой, которая лежала на кушетке, раздвинув ноги, и не знали, как к ней подойти. Практиканткам было стыдно, неудобно и страшно.
– Давай ты первая, – сказала одна девчушка другой, подтолкнув ее в сторону Ольги.
– Нет, давай ты. Я потом, – ответила вторая практикантка.
