Ласковый убийца - [30]

Приходят в мир, чтоб мир оставить…

Но если спросишь ты меня:

— А не довольно ли лукавить?

Когда, устав от чепухи,

Ты все же думаешь о Боге?

— Когда пишу свои стихи…

Иль вспоминаю твои ноги…

* * *

Я сегодня отвлекся на дневники. Глупо, но ничего не могу с собой поделать — надо же мне с кем-нибудь поговорить. Я ведь не сумасшедший, чтобы разговаривать с самим собой. А с бумагой — почему бы и нет? Рано или поздно ты все равно это прочтешь, поэтому получается, что я разговариваю с тобой. Только ответа не слышу. Да я его, в общем-то, и не жду…

Ну ладно, теперь надо приступать к главному делу — писать роман. Он принесет мне славу, деньги, и твою любовь… Все то, о чем я так страстно мечтаю, и чего я так грубо лишен.

* * *

«КРОВАВОЕ ЗОЛОТО». НАПЕЧАТАНО НА МАШИНКЕ. ПРОДОЛЖЕНИЕ.

Тотошин одобрительно похлопал Валерия по плечу:

— Спасибо! Я, честно говоря, не ожидал другого ответа. Проходите, пожалуйста, в кабинет, — он гостеприимно замер в дверях, пропуская Топоркова вперед. Охранники, скуля, как побитые псы, вернулись на свои места. Затем вошел сам министр, и последним — его заместитель Степанов.

Огромными размерами и блестящим паркетом министерский кабинет напоминал баскетбольную площадку. Стоявший в центре стол был таким широким, что на нем без труда могли разъехаться две легковые машины.

Валерий подошел к столу и застыл на месте, ожидая приглашения садиться. Но Тотошин взял его под руку и подвел к маленькому столику рядом с окном. Столик окружали три мягких кожаных кресла.

Только сейчас Стреляный разглядел, что в одном из кресел уютно расположилась молодая женщина: раньше он не мог ее заметить, потому что изящную фигурку полностью скрывала массивная спинка кресла.

Тотошин подвел к ней Топоркова. Женщина, соблюдая субординацию, хотела встать, но Тотошин жестом остановил ее.

— Познакомьтесь, пожалуйста, — он широко повел рукой, указывая на Топоркова. — Это тот самый Валерий Топорков. Да-да, по прозвищу Стреляный! Тот самый, который… Впрочем, об этом нельзя говорить вслух. Об этом надо писать книжки, и я уверен, что рано или поздно найдется автор, который расскажет Родине о ее герое — человеке, необыкновенно скромном во всех отношениях.

Топорков учтиво поклонился — он был галантным мужчиной.

— А это, — теперь Тотошин представлял женщину, — это — наш прекрасный работник, замечательный профессионал. Я ее с трудом выпросил на пару недель у начальника МУРа: не хотел отпускать, и я его понимаю. Это Нина Александровна Каминская, майор милиции, блестящий аналитик. Она умудряется раскрывать преступления, не выходя из собственного кабинета. В этом ей помогает компьютер. Правда, как утверждает Нина Александровна, она настолько ленива, что иногда забывает включить его в сеть, но это, как вы понимаете, шутка! Ха-ха-ха! — Тотошин сдержанно рассмеялся. — Так сказать, своеобразный юмор. Ну ладно, вы пока познакомьтесь, а я сейчас приду, — Тотошин отозвал Степанова в сторонку и принялся что-то ему говорить.

Топорков оценивающе посмотрел на Нину.

На вид ей было слегка за тридцать. Она была худощавой, немного сутулой. Короткая юбка, не доходящая даже до середины бедра, открывала стройные ноги с рельефными четырехглавыми и камбаловидными мышцами. Черные колготки в сеточку только подчеркивали выпуклость мускулов. " Шейпингом занимается", — отметил про себя наблюдательный Топорков. Нина перехватила его взгляд и попробовала поддернуть юбку чуть книзу, но та, словно живая, все время пыталась уползти вверх.

— Наметились разногласия с собственной одеждой? — игриво спросил Топорков. — Угадайте, за кого я болею в этой схватке — за вас или за вашу юбку?

Нина вспыхнула и положила руки на колени.

Ее головку обрамляли черные кудряшки. По сторонам от крючковатого носика зияли изящно очерченные дырочки ноздрей. Щеки были покрыты веснушками и напоминали перепелиное яичко. Тонкие губы нервно двигались, словно кто невидимый дергал за ниточки, привязанные к уголкам широкого рта. Зеленовато-серые глаза под треугольными веками не отрываясь смотрели на Топоркова.

Сначала ему было не по себе от ее пристального взгляда, но потом Валерий понял, в чем причина — Нина была близорука, а очки носить стеснялась.

— Вы позволите, я присяду? Напротив — мне так будет лучше видно, — сказал Топорков.

— Да. Пожалуйста, — смутившись, ответила Нина.

Они посидели молча. Тотошин все еще что-то обсуждал со Степановым.

— Вы, я вижу, занимались каратэ? — спросила Нина — неловко было так долго молчать.

— Да, — ответил немного изумленный Топорков. — А как вы догадались?

— У вас такие характерные мозоли на костяшках пальцев. Нетрудно догадаться, — улыбнулась Нина.

— А вы, наверное, занимались балетом? — в свою очередь произнес Топорков.

Нина зарделась. Она даже как-то распрямилась и стала выше.

— Да. А вы как догадались?

— Очень просто. У вас правая нога толще, чем левая. Мышцы более развиты. Это сразу бросается в глаза. Такое часто бывает с артистами балета — ведь они крутят фуэте, как правило, на одной и той же ноге. Вы это делали на правой. Верно?

Нина кивнула. В этот момент Степанов произнес: "Слушаюсь!" и вышел. Тотошин подошел к столику.