Лароуз - [32]
Несмотря на то что отец Трэвис никогда не погружался в тяжелое пьянство, десять лет назад он понял, куда идут дела — одна-единственная кружка пива превратилась в упаковку из шести банок, к которой вскоре добавилась стопка виски, чтобы сознание окончательно отключилось. Он сильно удивился, почувствовав на себе, как тяжело избавиться от этой пагубной привычки, так что у него даже появилось некоторое сочувствие к выпивохам, но он спрятал его поглубже и стал безжалостен к прежним собутыльникам. Он о них молился — тоже безжалостно. Когда кто-то в «Мертвом Кастере» срывался в запой или начинал бузить, он выводил такого человека на улицу, чтобы с ним помолиться. Ромео Пуйят молился дважды, очень усердно, стоя лицом к стене, в которую священник ткнул его носом, прежде чем они стали друзьями. Вот и сейчас отец Трэвис заметил его и поздоровался.
Священник пил кофе. Верджил, хозяин бара, подавал его по утрам, но, кроме него, ничего забористого, только пиво. Ромео с кислым видом принял от него чашку некрепкого полутеплого напитка.
«Макаде машкики ваабу»[79] было нацарапано на кофейнике.
— Черная колдовская вода, — произнес Ромео. — Ховах[80]. Так вы вчера смотрели новости?
Он и отец Трэвис давно подсели на Си-эн-эн.
Отец Трэвис помешал ложечкой кофе в чашке после того, как насыпал в нее порошковых сливок из картонной коробки.
— Что привело вас сюда? — спросил отец Трэвис и сделал осторожный глоток, словно кофе был действительно горячим.
— Я слушал Маккейна[81] двадцать девятого февраля, — сообщил Ромео. — Он посоветовал телепроповедникам поиметь мертвую овцу, э-э-э… ну не так многословно. Потом, что он сказал о потакании агентам нетерпимости? Фалуэллу?[82] Робертсону?[83] Маккейн мой человек, — заявил Ромео, нанося удар кулаком по воздуху.
У Ромео были впалая, как у туберкулезника, грудь, тощие руки, ястребиная голова и постоянно горящие глаза. Его волосы начали выпадать, и хотя он их отращивал и перехватывал на затылке резинкой, «хвостик» скорее напоминал тоненькую бечевку. Но эту бечевку он поглаживал ладонью с таким видом, словно то был толстый канат. День выдался ясным. Он хотел начать утро с пива, чтобы солнце светило в глаза не так ярко, но, конечно, не мог сделать этого перед своим куратором.
— Я следил за этой историей, — сказал отец Трэвис.
— Подождем, пока наш парень не сделает новый ход.
— Так что ты собирался делать?
— Я заглянул сюда по пути на работу, — объяснил Ромео.
— Что-то новенькое, — заметил отец Трэвис.
Он взглянул на Верджила, который протирал дальний конец стойки, не наблюдая за ними. Посетитель, сидящий по другую сторону отца Трэвиса, задал священнику вопрос, и тот повернулся спиной к Ромео. Воспользовавшись этим, Ромео сунул руку в пластиковую кружку, в которую клиенты клали плату за кофе. «25 центов», — гласил ценник. Полчашки было наполнено мелочью, в основном четвертаками. Ромео вынул доллар, словно для того, чтобы его разменять, а затем принялся черпать горстями монеты и отправлять их к себе в карман. Потом он положил доллар в кружку и поставил ее на стойку. Отец Трэвис снова повернулся к Ромео и сказал:
— Я никогда не вижу вас на мессе.
— Усталость, — объяснил Ромео.
— Вот как? Где вы теперь работаете?
— На прежнем месте. Там и тут. Замена санитарно-технического оборудования. Техподдержка, так сказать.
Техподдержка могла означать все, что угодно. Например, поддержание своего жизненного тонуса. Отец Трэвис уставился на Ромео долгим пристальным взглядом. Он работал над этим человеком, каждый раз бросая в пруд по одному маленькому камешку.
На Ромео были фиолетовая водолазка и черное худи на молнии, капюшон которого украшали крошечные черепа, такие же, как те, что были вытатуированы вокруг его шеи.
— Работа нравится?
— У нее стеклянное дно, — проговорил Ромео, покачивая головой. — Сквозь него видны рыбы, жрущие дерьмо. Они находятся в самом конце пищевой цепи. Вы ведь меня знаете, правда? — улыбнулся Ромео.
Его мелкие потемневшие зубы были изъедены кариесом, но он все равно положил в кофе побольше сахара и смотрел, как при помешивании тот вьется вокруг красной пластиковой ложечки.
— Да, я тебя знаю, — ответил отец Трэвис.
— Тогда вы знаете, что я не отношусь к верхушке пищевой цепи. Я не беру еду с верхней полки. Неудачник, вот кто я такой. Куда уж мне водиться с представителями верхов здешнего индейского общества. Такими как Ландро. Он курит трубку и все такое, думает, что он колдун наподобие Рэндалла. Вот как они заполучают женщин. С помощью старого индейского колдовства. Эммалайн заколдовали, это понятно. — Он, как обычно, выбросил два пальца, салютуя, и, встав, чтобы уйти, спросил: — Вы слышали, что сказал о вас Ландро?
— Не пытайся проделать со мной этот трюк, старый алкаш, — проговорил отец Трэвис, смеясь.
— Ну если вы не хотите знать… — протянул Ромео, изображая обиду. — Тогда забудем.
