Лароуз - [33]

— Не пытайся проделать со мной этот трюк, старый алкаш, — проговорил отец Трэвис, смеясь.

— Ну если вы не хотите знать… — протянул Ромео, изображая обиду. — Тогда забудем.

И Ромео стремительно вышел за дверь, бренча мелочью в кармане. Он пересек улицу, вошел в бар заправки Уайти и опустошил карман, чтобы подсчитать кофейные деньги. Вышло больше четырех долларов.

— Кусок пиццы с колбасой, пончик и «Маунтин Дью», — бросил он Сноу, стоящей за прилавком. — Как отец поживает?

* * *

На сто миль вокруг она была единственным психологом. Ее так донимали, что она жила на успокоительных и, чтобы вырубиться, каждый вечер выпивала несколько рюмок водки. К ней на прием записывались за год. Те, кто не мог на него попасть, шли на мессу, а затем посещали отца Трэвиса в приходском доме.

— Мне страшно, — сказал Нола, отколупывая с ногтей бледно-розовый лак.

Через полчаса отцу Трэвису предстояло вести занятия по подготовке пар к браку. Его рабочий стол из массивного дуба когда-то стоял в приходской школе. Священник сидел, вытянув под ним ноги, на раскладном кресле для пикника с сетчатым углублением на подлокотнике — в него он поставил свою кофейную кружку-термос; держатель как раз был рассчитан на бутылку пива. Окна выходили на юг, и в них ярко светило солнце. Листы бумаги, лежащие на столе, буквально сияли. Свет отражался от них и мерцал в светлых глазах священника.

— Миссис Равич, — сказал отец Трэвис ласково, — не бойтесь. Худшее уже произошло. А теперь у вас есть двое детей, Лароуз и Мэгги, которых нужно сделать счастливыми.

— Он теперь живет по очереди у нас и у Айронов. Я имею в виду Лароуза. Если они заберут его насовсем… Я боюсь того, что в этой ситуации могу сделать.

— Сделать?

— Да, с собой, — мягко проговорила Нола, поднимая глаза на священника. В затуманенном взгляде читалась мольба. Но ее слащаво-кукольная красота отдавала чем-то тревожным.

Отец Трэвис слегка откинулся на спинку кресла. Яркий фиолетовый шрам змейкой вился по его шее.

Он был с ней осторожен. Держался по другую сторону стола. Оставил дверь открытой. Притворился, что не понял ее неправильного настроя. Или что не заметил — а он все-таки заметил — черного бюстгальтера, просвечивающего через тонкий хлопок блузки.

— Так вы собираетесь причинить себе вред? — спросил отец Трэвис, желая не поддаваться эмоциям и притворяясь туповатым, но добрым малым. Нола дала задний ход, надула губы, напустила на себя испуганный вид. А когда поняла, что священник может позвонить Питеру, ее взгляд вспыхнул и метнулся в сторону. — Надеюсь, вы не имеете в виду того, что я подумал?

Отец Трэвис отхлебнул кофе и посмотрел на нее из-под бровей. Он не мог сказать, какой процент ее слов был бессовестным враньем. Самоубийство казалось ему оскорблением памяти его друзей, погибших в Бейруте. Они хотели жить, стать хозяевами своей судьбы, а погибли за бесценок — все, кроме него. Так что, возможно, он все еще топтал землю, чтобы отдать долг за 241 потерянную жизнь. От этой мысли он почувствовал прилив злости. Его кулак сжался и разжался.

— Давайте поговорим о Мэгги.

— А что с ней не так? — Отец Трэвис нахмурился, и Нола угрюмо опустила глаза, как нашкодившая девочка. — Она, кажется, привыкла. Они все привыкли. Одна я не могу смириться. Я пришла поговорить о себе.

— Ладно, давайте поговорим о вас как о матери Мэгги. Если вы тем или иным способом займетесь саморазрушением, то потянете и ее за собой. Вам это понятно?

Нола мотнула головой. У нее был такой вид, будто она готова высунуть язык. Это было ужасно, ужасно, священник относился к ней как к придатку ее семьи. Для него она ничто. Он ее даже не слышит.

— Я не хочу о ней говорить, отец Трэвис!

— Почему?

— Она вечно мне перечит. — Лицо Нолы передернулось от волнения, а потом она вдруг заплакала. Отец Трэвис подтолкнул к ней рулон с бумажными полотенцами. Она давилась рыданиями, и искренние слезы текли по щекам. Казалось, Мэгги была главной причиной ее несчастий, ее неспособности справиться с горем. — Она маленькая стерва, — прошептала Нола, уткнувшись в полотенце.

Отец Трэвис услышал.

Нола смахнула слезы с глаз, и ее лицо немного прояснилось.

— Простите, святой отец. Может, мне и впрямь стоит относиться ко всему более спокойно. Наверное, мне нужно начать жить нормальной жизнью. Я должна привыкнуть к тому, как обстоят дела. Принять и смириться. Хватит думать о Дасти.

Отец Трэвис встал и обошел вокруг стола.

— Думать о Дасти — это нормально, — сказал он.

Он стоял позади Нолы и говорил, адресуясь к ее пушистой макушке. Возможно, именно здесь он должен был сдержаться, подождать. Но фальшивое кокетство Нолы раздражало его, казалось похожим на издевательство.

— Не нормально то, что вы сделали на мессе, — сказал он. — Вы ударили Мэгги.

Вспыхнув, она обернулась.

— Это не так!

Отец Трэвис попробовал прожечь ее взглядом, но у него это не очень получилось. Ее миловидность отвлекала и действовала, как броня. Она оказалась куда более твердым орешком, чем вся его компания анонимных алкоголиков.

— Что, если по поводу вашего обращения с Мэгги ко мне явится Питер или придет она сама? Что, если вопрос поднимет кто-нибудь из семьи Айронов или ко мне обратится учительница или еще кто-нибудь? Тогда мне придется пойти в социальную службу.