Лароуз - [13]

— И кого ты убьешь?

Они выглянули в окно.

— Вон того пса, — решила Мэгги и указала на него пальцем.

Тот лежал на краю двора, греясь на солнце. Это был тот самый пес, которого подкармливала семья Лароуза. Мальчик не сказал, что узнал его, и только пробормотал:

— Ты, наверное, злая. Никто не убивает собак просто так.

— Твой папа убил моего брата просто так, — возразила Мэгги.

— Случайно.

— Какая разница, — фыркнула Мэгги.

У Лароуза на глаза навернулись слезы, а потом они показались и у Мэгги. Его несчастный вид подействовал и на девочку. Дасти приходил к ней во сне и показывал плюшевую собаку, которая выглядела, как она сейчас поняла, в точности как тот рыжий пес. Она обернулась, чтобы еще раз поглядеть на пса, но тот исчез. Потом Мэгги пришло на ум, что она может попросить кое-что у Лароуза. Он мог ей помочь.

— Ладно, маленький придурок.

— Не называй меня так.

— Я не буду называть тебя придурком, если ты сделаешь так, чтобы мама перестала быть злой, как сейчас, и стала доброй. Ты сможешь? Думаю, о тебе могли бы снять телепередачу.

— Что мне надо сделать?

— Чтобы она стала доброй?

Мэгги посоветовала спросить, не хочет ли ее мама, чтобы он размял ей ступни, но Лароуз смутился.

— Делай все, что она говорит, — наставляла Мэгги. — Ешь торты. И не забывай про объятия.

Лароуз стал ждать, когда Нола попросит его что-нибудь делать. Позже, в тот же день, Нола сказала, что Лароуз должен звать ее, Нолу, матерью.

— Хорошо, мама.

— А обнять меня?

Он и это сделал.

Нола пригладила малышу волосы и посмотрела ему в глаза. Она расплылась в улыбке и залилась румянцем. Казалось, женщина вот-вот расхохочется.

— Какая твоя любимая еда? — спросила она.

— Торт?

Она пообещала, что наделает уйму тортов. Когда Лароуз обвил ее шею руками, то почувствовал ее кости под кожей.

— Ты костлявая, — заявил он Ноле.

— Можешь нащупать мой скелет, — предложила Нола.

— А ты не та леди, которая приходит на Хэллоуин? — спросил он осторожно.

— Нет, — возразила она. — Я не такая. Вот моя мать, та была ведьмой. Но я не хочу быть на нее похожей.

Лароуз положил голову ей на грудь, желая убедиться, что ее сердце бьется. Висок мальчика уперся в ее острые ключицы.

Костлявая, подумал он. Она костлявая. Он слышал, как отец дразнил мать: «Ты становишься костлявой, кожа да кости!» И он слышал, как бабушка говорила его сестре Сноу: «Ты же не хочешь стать костлявой, как твоя мать».

Он попал в мир костлявых женщин. Даже Мэгги была костлявой с ее долговязыми нескладными ногами. Однако он этого не сказал. Лароуз также не сказал, что Мэгги называла мать злой. Что-то его остановило. Он не знал, почему перестал говорить все, что у него на уме. Похоже, у него во рту появилось маленькое ситечко, которое пропускало только приятные слова.

* * *

Лароуз увидел свою настоящую мать в продуктовом магазине. Он побежал к Эммалайн, и они крепко обнялись. Случайным свидетелем этой сцены оказался Ромео. Он стоял у сияющей мясной витрины, покачиваясь, прижимая корзину к груди. На его лице появилось выражение, совсем не вязавшееся с репутацией опасного отморозка, которой, по его мнению, он теперь пользовался. Ромео мысленно одернул себя, прищурился и притворился, будто рассматривает дешевые гамбургеры.

Хорошо, что Лароуз был с Питером, который не вмешивался. На какое-то время Эммалайн прильнула к своему ребенку, вдыхая аромат его волос. Она посмотрела на Питера, и когда он кивнул, позволила Лароузу повиснуть на своей тележке, чтобы на ней прокатиться. Потом мать пошла с ним по магазину, разговаривая. Она словно вошла в зал с сердцем мертвым, а потом очнулась в нем с сердцем живым. Но она не могла заниматься покупками вечно. Питер помог ей отнести продукты, а затем она подвела сына к машине Равичей. Лароуз залез в нее без плача, забрался на заднее сиденье и сам пристегнулся. Его бессловесное мужество поразило ее. Когда они уезжали, он помахал Эммалайн на прощанье. Сын будто уплывал от нее на утлом плоту из каких-то щепок. Или это был сон? Каждое утро перед пробуждением ей снился тот самый разваливающийся плот. И каждый день по много раз она спрашивала себя, что же они натворили.

Повидав Лароуза, Эммалайн уже не могла пойти домой. Она думала, что, может быть, навестит мать, но выяснилось, что ее увезли в церковь. Эммалайн подумала, что та, верно, хочет помолиться о мире в душах людей. Ноги сами принесли ее к церкви. Она думала, что сможет найти там отца Трэвиса, но его не было ни в одном из помещений церкви, ни в приходском доме — простой квадратной постройке. Ей стало неловко за то, что она выслеживает священника. Потом Эммалайн увидела его на расстоянии. Он работал на мини-экскаваторе у озера, прокладывая пешеходную дорожку. На его голове был вязаный колпак, конец которого свисал священнику на затылок. Уши смешно торчали из-под этой шапочки, из-за которой он должен был бы выглядеть нелепо. Но отца Трэвиса было трудно заставить выглядеть глупо. У него была выдубленная ветром кожа, слегка веснушчатая — особенность классических рыжеватых блондинов с чувствительным к солнцу лицом. Впечатление дополняли плоские, почти брутальные скулы и точеный подбородок кинозвезды. Впрочем, как только его внешность начала раздражать окружающих, он повзрослел, и ее стало легче выносить. Кроме того, на горле у него пылали шрамы. Глаза отца Трэвиса могли быть теплыми, если он улыбался, и вокруг них приятными лучиками расходились морщинки. Но они могли быть и мрачными, бесцветными, возможно, даже опасными, хотя, конечно, он перестал служить земным солдатом.