Ларец Зла - [116]

Спустя время мешок начали снимать с моей головы, но только на время допросов — им хотелось видеть мои глаза. А я впервые увидел тех самых женщин, которые так издевались надо мной раньше. И продолжали издеваться потом. Они разглядывали меня с брезгливым презрением. На этих людях не было никаких знаков различия, ничто не выдавало их принадлежность к тому или иному силовому ведомству. Я даже не знал, штатские они или военнослужащие. На мужчинах были черные костюмы, а на женщинах чаще всего белые медицинские халаты.

Я рассказал им все. Все, что знал, кроме своего увлечения знанием древних. Но оно ведь им и не нужно было. Меня о нем и не спрашивали. Я правдиво, подробно и добровольно отвечал на все их вопросы, на все без исключения. Меня не приходилось упрашивать, «раскалывать», но они не верили тому, что я им говорил. Просто не верили ни единому слову. Я рассказывал им о том, какие именно сведения передавал на родину, а они в ответ смеялись и издевались надо мной.

Потом я рассказал им о своем отце. О том, как я приехал в Америку, как перенял западный образ жизни по заданию своей разведки, как полюбил западную женщину и согласился шпионить в пользу разведки ее страны.

Поначалу они только смеялись, а потом стали злиться. Меня били. Когда тебя бьют, а ты, голый, вертишься на холодном каменном полу с мешком на голове, безуспешно пытаясь угадать направление следующего удара и спрятаться от него, — это страшно, унизительно.

Меня заставляли часами сидеть на корточках или стоять на одной ноге — со временем это оборачивалось адскими болями во всем теле — и били всякий раз, когда я пытался выпрямиться. Били и смеялись.

Я говорил им, что уже все рассказал, что у меня больше нет ничего за душой, что мне просто больше не в чем признаваться, но я готов снова повторить все, если им это нужно. Странно, но эти слова приводили их в несусветную ярость.

А потом появились новые люди, и они меня сломали.

Новые люди приводили в мою камеру других заключенных, таких же как я. Нас заставляли принимать самые невероятные, неприличные, отвратительные позы, сооружали из нас адскую груду тел и фотографировали, снимали на видео.

А потом нас начали таскать к собакам. Это были голодные, злые, натасканные на убийство псы, которые рвались с поводков на нас, обезумев от жажды крови. Хозяева еле сдерживали их, порой желтые клыки находились всего в считанных сантиметрах от наших лип. На нас летела смрадная слюна. Это было так страшно, так жутко страшно, что я стал мочиться под себя, а они продолжали смеяться и водили смотреть на это своих женщин.

Меня продолжали допрашивать днями и ночами. На кого я работаю? Какое место я занимаю в иерархии «Аль-Каиды»? Для каких целей я обучался на ядерного физика? Где я прятал бомбу или ее составные части? Кому передавал чертежи?

Один из них после очередного многочасового допроса бросил мне в лицо: «Мой Бог сильнее твоего Бога». А затем он взял Коран, стал вырывать из него страницы, а под коней швырнул изуродованную книгу об стену.

Я зарыдал. Происходившее со мной было за гранью того, что я мог постичь своим сердцем.

Очень часто они грозились переправить меня в какую-нибудь другую страну, где со мной уже не будут обращаться «так нежно, как мы». Тогда я спрашивал их — разве можно делать с человеком то, что делают они? А они говорили, что все их «мероприятия» совершенно законны и санкционированы властями. И подчеркивали, что все это только цветочки, а вот когда меня переправят в другую страну, там я узнаю, что такое ягодки.

Я снова попытался напомнить им, что являюсь американским гражданином, но тот человек, что проводил допрос, шутливо сказал своим приятелям: «Что он сказал? Вы слышали? Я лично нет».

Отец мой говорил, что древняя восточная традиция признает существование нескольких этапов вознесения духа. И чем тверже человек встал на путь просветления, тем выше он способен подняться над своими собратьями, но не в богатстве, а в чистоте духа. И каждый этап вознесения имеет свое точное название. Моя же душа с каждым днем, проведенным там, повергалась все ниже, и я стал про себя отмечать теми же названиями этапы своей деградации.

Эти люди отняли у меня моего Бога — ахфа.

Они завязали мне глаза, чтобы в меня не вошла любовь Бога — хафи.

Они заставили меня раскрыть им все свои тайны — сирр.

Они уничтожили, растоптали мой дух — рух.

Они заставили окаменеть мое сердце — кальб.

Они превратили меня в животное — нафс.

Они вселили в меня страх перед смертью, перед разрушением моего калиба — первородной материи, из которой состоит человек.

А однажды меня стали топить — опускать под воду и вынимать из нее, и каждый раз держали под водой дольше. Меня обуяла паника, и тогда я окончательно утратил остатки собственного достоинства.

Я пытался говорить им все то, что они хотели слышать, признался во всем, что от меня требовали. Я рассказал им даже о своих изысканиях в области древней алхимии, а они все равно мне не верили — смеялись, издевались, пытали.

И я сдался. Я решил умереть. Я молил Бога о ниспослании мне смерти.

И в тот день мне открылась тайна Марифата.