Ларец - [171]

— Я узнал тебя, убийца! Ты виноват и в гибели Алексея, у меня нет в том сомнения! Ты усыпил его, так это у вас называется! — На Зайница жутко было смотреть: такая бледность окатила лицо его, что губы казались сизы. Пальцы с силою сжали большую роговую пуговицу у ворота и отодрали с мясом, словно прицепившийся репейник. Казалось, всеми силами удерживает он себя, чтобы не броситься на Михайлова.

— Вы говорили с ним уже дважды, — с колебанием заговорил князь, — но только сейчас заподозрили давнего врага своего. Коли лицо его так переменилось, не жертва ли Вы заблуждения?

— Говорю, я не знаю настоящего его лица! — Фон Зайниц в отчаяньи прижал ладони к вискам. — Я не уверен даже в голосе! Ваше Преподобие, Вы говорили о манере бессознательной, присущей каждому человеку, вспомните!

— Я помню, — отец Модест словно чего-то ждал.

— Сударь, мне сдается, Вы спутали меня с человеком, причинившим Вам немало горестей! — заговорил Михайлов: хрипловатый голос его звучал с необыкновенной сердечностью. — Невнятно другое. Вы сами признаетесь, что лицо мое Вам знакомо не наверное. На чем основывается уверенность Ваша?

— На манере трогать перстами пищу, — плечи Зайница поникли.

— На чем?! — с невероятным изумлением воскликнул Михайлов.

— Сего не довольно для доказательства вины, — покачал головою князь. Пробираясь потихоньку к двери, Нелли не без удовольствия отметила, с

каким изумлением глядит на нее Катя: поди в толк не возьмет, с каких это пирогов она бежит самого любопытного. А что делать, коли только у Нелли тут и есть голова на плечах.

Ночь между тем сгустилась в преддверьи рассвета. Бег Неллиных шагов в направлении стены гулко звучал по дереву.

Навстречу попался Федор.

— Ну, что там тартары? — спросила Нелли весело.

— Кобылятины нарубились да спят небось, — отвечал тот, со всей силы натирая кулаками глаза.

— А не видал ли ты, Федор, давешнего пленника? — невинно спросила Нелли.

— Изрядный оказался малый, — Федор зевнул теперь в ладонь. — Мочи нету, хоть как в сказке палец режь да соль в ранку сыпь.

— Это еще зачем?

— Попробуй сама, разом поймешь. Лучше того питья арабского, что вы там, в России, сказывают, для бодрости хлещете вместо китайского чаю. Кофей он, что ли, прозывается? Я не пробовал отродясь. А пленник теперь под Большими воротами. Да для чего он тебе?

Но Нелли уж бежала дальше, словно бы не успела услыхать вопроса.

Сирин тоже боролся с дремотою, выделывая артикулы со стареньким мушкетом. Сам себе бормотал он при этом под нос команды, словно на плацу.

— Ружье, вишь, дали, — сказал он с усмешкою, увидя перед собою Нелли.

— Никита! — в другое время знак доверия к Сирину порадовал бы Нелли, но теперь не то было важно. — Помнишь, рассказывал ты, что в Омске видал каменщика, с коим в дому вотчима сталкивался?

— Вестимо помню.

— Так идем скорей со мною! — Нелли ухватила молодого человека за рукав.

— Погоди, — недовольно высвободился Сирин. — Я ж тут не зазнобу поджидаю!

— Шла б ты почивать, маленькая Сабурова, тебе-то можно, — вмешался подошедший Федор.

— Да ты хоть о чем-нибудь, кроме перины, можешь думать? — рассердилась Нелли.

— Не могу, — честно ответил юноша. — Слабина моя, будь оно неладно. Не есть три дни могу, один раз довелось в тайге, так хоть бы чего. А вот ночи не поспать для меня беда.

— А все ж ты побудь вместо Никиты. Княсь Андрей Львович за ним посылал по срочному делу.

— Ладно уж, ступайте, — Федор отчаянно встряхнул головою.

— Зачем он за мною посылал? — с беспокойством спросил Сирин, еле поспевая за Нелли. — И пошто ты сразу не сказала?

— Да ничего он за тобой не посылал!

— Что ж ты за игры тогда затеваешь?

— Увидишь, так сам поймешь, — Нелли увлекала уж студента в терем.

В горнице меж тем все оставалось без видимых изменений. Присутствовали те же: князь, отец Модест, лекарь, фон Зайниц, Филипп и Михайлов, перед которым теперь стыла миска с печеньями, уже переставшая источать пар. Не до угощенья было теперь и остальным, хоть их-то и не пугали манерою трогать лакомства.

Сирин уперся было входить, особенно поймавши недоуменный взгляд князя, но Нелли тащила его, словно муравей гусеницу. По губам же отца Модеста пробежала легкая улыбка.

— Не чинитесь, господин Сирин, — оборотился он. — Может статься, у девочки и были свои резоны Вас позвать. Все одно хуже, чем до Вашего появления, здесь уж наверное не будет.

Взгляд смущенного Сирина переходил с одного присутствующего на другого, однако ж, дойдя до Михайлова, глаза его остановились, расширясь от изумления.

— Никита?! — Михайлов вскочил, как показалось Нелли, с сугубою торопливостью. — Тебя ль я вижу пред собою? Отчего ж ты здесь вместо Тавриды? Любящие родители твои туда посылали тебя искать, не находя себе места от тревоги! Экое горе ты им причинил!

— Признаетесь ли Вы, господин Сирин, что сей перед Вами — знакомец вотчима Вашего, коего Вы видали в Омске зимою? — звонко воскликнула Нелли, чувствуя все взгляды обращенными на себя, а даже не на Михайлова с Сириным.

— Мне того незачем скрывать, — недоуменно отвечал Сирин.

— А в том, что вотчим Ваш — каменщик, также признаетесь? — допытывалась Нелли.