Лара. Нерассказанная история любви, вдохновившая на создание «Доктора Живаго» - [97]
Невестка Бориса Ирина, жена Александра, ответила им: «19 мая 1960. Москва.[593] У БОРИСА ИНФАРКТ.[594] СЕГОДНЯ ОДИННАДЦАТЫЙ ДЕНЬ БОЛЕЗНИ ВСЕ МЕРЫ ПРИНЯТЫ ШУРА (Александр) ПОСТОЯННО С НИМ НЕ ПОТЕРЯНА НАДЕЖДА НА БЛАГОПРИЯТНЫЙ ИСХОД БУДЕМ ДЕРЖАТЬ ВАС КУРСЕ ПОДРОБНОСТИ ПИСЬМОМ ЦЕЛУЕМ – ИНА».
Увы, врачи ошиблись в прогнозах. Состояние Бориса ухудшалось, и у него диагностировали рак легких.
Ольга перестала получать от него записки: ему больше не разрешали брать в руки карандаш. «Он умолял Марину[595] подать ему маленький огрызочек, который лежал на столе, но Марина не решалась это сделать, а кроме нее, было некому, – печально вспоминала Ольга. – Я жила от одного посещения Марины до другого. Я знала, что, когда она от меня придет к нему, она передаст ему слова ободрения, ласки, моей нежности и моей любви – а это ему сейчас необходимо».
«Мы уже знали, что все, что конец,[596] – писала Ирина. – Мы провожали ее [Марину] до ворот, а сами дожидались выхода сменившейся сестры, уже предупрежденной Мариной о всех наших сложных взаимоотношениях, и та, лишь отойдя от дачи на почтительное расстояние, решалась заговорить и рассказать, как прошла ночь. Уже были кровавые рвоты, потери сознания, что уже доставлена на дачу кислородная палатка. Рентгеновскую установку привезли за несколько дней до смерти. Открылась картина полного ракового поражения легкого, всюду метастазы. От легкого была и эта боль в плече и лопатке».
25 мая Зинаида и ее сын Леонид послали сестрам Бориса в Оксфорд следующую телеграмму: «СОСТОЯНИЕ БЕЗ ИЗМЕНЕНИЙ[597] ЛЕЧАТ ЛУЧШИЕ МОСКОВСКИЕ ВРАЧИ ВСЕ НЕОБХОДИМЫЕ ЛЕКАРСТВА ЕСТЬ НАСТОЯТЕЛЬНО ПРОСИМ ВАС НЕ ОБРАЩАТЬ ВНИМАНИЯ НА ЛЖИВЫЕ РЕПОРТАЖИ BBC О НЕУДОВЛЕТВОРИТЕЛЬНОМ ЛЕЧЕНИИ БОРИСА ПОДРОБНОСТИ ПИСЬМОМ – ЗИНА ЛЕНЯ».
Ответная телеграмма пришла на следующий день: «26 мая 1960 ОКСФОРД ПАСТЕРНАКУ ПЕРЕДЕЛКИНО МОСКВА ОШЕЛОМЛЕНЫ ТЕЛЕГРАММОЙ BBC НИКАКИХ ПОДОБНЫХ РЕПОРТАЖЕЙ НЕ ДАВАЛА НАПРОТИВ ГАЗЕТЫ И РАДИО ПОДЧЕРКИВАЮТ ПЕРВОКЛАССНОЕ ЛЕЧЕНИЕ ОДНАКО НАПРАВИЛИ ВАШУ ТЕЛЕГРАММУ ПРЕССЕ ХРАНИ ВАС БОГ».
Помимо младшей медсестры Марины, за Борисом ухаживала и более опытная женщина, Марфа Кузьминична, которая во время Великой Отечественной войны служила медсестрой на фронте. Она тоже стала навещать Ольгу, окончив смену, и сообщать о состоянии Бориса. «Марфа Кузьминична, всего перевидавшая на фронте, сказала, что мало у кого встречалась такая выдержка, такое присутствие духа в последние часы, как у Б. Л. Она поражалась его терпению», – писала Ирина.
На следующий день одна из медсестер услышала невольный возглас Бориса: «Жоня [Жозефина], любимая сестра моя, больше уж не свидимся!» Когда он снова попросил о встрече со своей второй сестрой Лидией, Александр телеграфировал ей: «27 мая 1960, МОСКВА.[598] ПОЛОЖЕНИЕ БЕЗНАДЕЖНОЕ ПРИЕЗЖАЙ ЕСЛИ СМОЖЕШЬ – ШУРА». Лидия отчаянно пыталась получить визу, даже обращалась напрямую к Хрущеву. Она неделю провела в Лондоне, дожидаясь, пока советские власти примут решение.
29 мая количество сердечных сокращений у Бориса опасно снизилось, но врачи сумели стабилизировать его. В ту ночь он спал крепко. На следующее утро попросил позвать сына. Евгений сидел с ним, пока силы отца таяли. «Он жаловался мне,[599] как мучит его сознание незначительности им сделанного и двусмысленности мирового признания, которое в то же время – полная неизвестность на родине, испорченные отношения с друзьями. Он определял свою жизнь как единоборство с царствующей и торжествующей пошлостью за свободный и играющий человеческий талант. «На это ушла вся жизнь», – грустно закончил он свой разговор».
«В день его смерти,[600] когда врач сказал, что жить ему осталось всего несколько часов, Ольга весь день просидела на веранде дачи, – вспоминала Наташа Пастернак. – Она спрашивала родственников, дадут ли ей разрешение попрощаться с ним, но Зинаида, Александр и Леонид ей не отвечали. Она плакала на улице весь день, так что Зинаида спросила Бориса, можно ли ей прийти, но Борис не хотел, чтобы она пришла».
Эту историю рассказывали как доказательство того, что Ольга была не так уж важна для эмоциональной жизни писателя, что она вовсе не являлась его самой большой любовью. Однако в последнем письме Бориса к Ольге, написанном в четверг, 5 мая, перед тем как он понял, что умирает, было сказано: «Все, что у меня или во мне было лучшего,[601] я сообщаю или пересылаю тебе: рукопись пьесы, теперь диплом. Все нам помогают так охотно. Неужели нельзя перенести этой короткой разлуки и, если она даже заключает некоторую жертву, неужели этой жертвы нельзя принести? Я пишу тебе все время со страшными перебоями, которые начались с первых строк письма. Я верю, что от этого не умру, но требуется ли это. Если бы я был действительно при смерти, я бы настоял на том, чтобы тебя вызвали ко мне. Но какое счастье, что, оказывается, этого не надо. То обстоятельство, что все, по-видимому, может быть, восстановится, кажется мне таким незаслуженным, сказочным, невероятным!!!»
Вечером 30 мая Борису сделали последнее переливание крови. Врачи знали, что смерть неминуема, и Зинаида пришла побыть с ним. Александр, который провел рядом с братом весь последний месяц, сказал Борису, что Лидия может приехать с минуты на минуту. «Лидия – это хорошо»,
