Ланселот - [58]
Две тени, стоя, о чем-то беседовали. Они не были голыми. Одежда… — правильно, светлая, лица темные. Мерлин и Марго. Я узнал петушиный хохолок на голове Мерлина, хотя он и колыхался, как пламя лампадки на Троицу. Марго я узнал мгновенно по прядям волос, закрывающим уши, и по мужской (хоть в то же время и очень женственной) манере стоять подбоченясь.
Их рты, открываясь, выпускали клубы света.
Они обнялись.
Звук оказался немногим лучше, чем изображение. Голоса были скрипучими и, казалось, доносились не из комнаты, а с неба, как скрежещущие крики проносящихся в вышине стрижей. Когда персонажи отворачивались, звук исчезал вовсе. Обрывки предложений уносило вместе с частями тел.
Они снова обнялись. Мерлин отстранил ее, их тела образовали фигуру в форме буквы «у».
Мерлин: Ты знаешь, что я всегда… (пауза)… желаю тебе…
(Ты знаешь, что я всегда буду любить тебя? Что я желаю тебе всяческого счастья?)
Марго: (утвердительное бормотание).
Мерлин: Какая иро… о Господи… кончится… из-за физ… нем… щ…
(Какая ирония судьбы! О Господи, неужто все кончится из-за физической немощи?)
Марго: Нет, все не…
(Нет, все не так? Или: Нет — все! Не будем об этом?)
Мерлин: …такая же нелепость, как, когда Ли потерял Геттисберг[118] из-за рас…
(Расстройства желудка?)
Марго: Не будь…
Мерлин: Ну нельзя же, чертово… это же невоз…
(Да нельзя же так, черт возьми, это же невозможно?)
Марго: Господи, ну почему все мужчины такие…
(Господи, какие?)
Не обо мне ли они?
Нет.
Снова обнимаются. На плечах Мерлина, как груди, набухают какие-то шары и, сорвавшись, устремляются к Марго.
Мерлин: Я боюсь за… Но я обоим вам желаю вся…
(Я боюсь за тебя. Но обоим вам желаю всяческого счастья.)
Вам обоим. Мне? Нет.
Марго: (неодобрительное бормотание).
Мерлин: Я так б… н… тебя люблю.
(Я так безумно тебя люблю? или так безнадежно? скорее первое — по ритму и длительности.)
Марго: Я тоже люблю тебя… оч…
(Я тоже люблю тебя, очень люблю. Или: Я тоже люблю тебя,
о, черт! Зная Марго, скорее второе.)
Мерлин: Ты понимаешь, что я хочу… правду?
(???)
Марго: (утомленное бормотание).
Мерлин: Почему… подумай…
(???)
Марго: О чем подумать?
Мерлин: …использовать…
(Он собирается тебя использовать?)
Марго отворачивается, тела их разъединяются и из буквы «у» превращаются в цифру 11.
Мерлин: (увещевание).
Марго:!
Мерлин: …день…
(???) (Деньги?)
Марго: Нет.
Мерлин: Господи… даже не уверена… роль.
(Господи, ты даже не уверена, что получишь роль?)
Марго: Ты негод…
(Ты негодяй.)
Мерлин: Ну?
Марго: Пош…л т… в п…зду.
(Так, это понятно — посылает…)
Мерлин: Господи, есл… б… тв… с какой бы… достью. (Господи, если бы в твою, с какой бы радостью?)
Марго: (Безразличное бормотание).
Мерлин: Кроме того… лиш… спос… интим… шен…
(Кроме того, он лишен способности к интимным отношениям?)
Марго: Наплевать.
Мерлин: Треугольный давильник.
(Водевильный треугольник? Я почти уверен в своем прочтении, и дело тут не в аппаратуре Элджина, а в том, что Мерлин так шутил: вместо водевильный треугольник он сказал треугольный «водевильник», а может, и «давильник». Да, я уверен на девяносто девять процентов.)
Марго: Ты веришь, что я все еще… тебя?
(Ты веришь, что я все еще люблю тебя?)
Мерлин: О Госп…
Марго: Ч-ч-ч!
(Тш-тш-тш? Или черт-черт-черт? Скорее последнее.)
Крохотные фигурки снова обнимаются, и части их тел выпячиваются, как ложноножки у амебы. Такое ощущение, что их тела и впрямь обладают магнитными полями.
Мерлин: Желаю… все… ва… сча…
(Желаю всем вам счастья? Желаю всевозможного счастья? Последнее. Мерлин вряд ли пожелал бы счастья «всем вам».)
Мерлин исчезает. Марго, поникшая, замирает, как марионетка, подвешенная на веревочках.
Значит, треугольник. Сначала я решил, что я и есть недостающий угол:
Но потом я понял, что они говорили вовсе не обо мне, и треугольник выглядит иначе:
На экране материализуется новая фигура (похоже, они обходятся без дверей. Это Джекоби. Узнать его было бы невозможно, если б не его малый рост и большая голова, монолитно, без шеи прилаженная к плечам. Как многие низкорослые мужчины, он кажется вырубленным из одного куска — тело, мозги, все органы расположены компактно и действуют согласованно. Сразу чувствуется, что все у него как надо, вот разве что ростом он ниже Марго. Он пытается компенсировать этот недостаток, то и дело уверенно откидывая назад голову. Так он избегает необходимости смотреть на нее снизу вверх, он все время отстраняется, словно говоря: «Ну, моя милая, давай-ка посмотрим на тебя».
Они тоже образуют букву «у», разветвляясь на уровне пояса.
Они молчат, но их рты открыты, источают свет. Может, они шепчутся?
Они одеваются, заслоняя свет темным. Нет, это они раздеваются, потому что светлое — это темное, а темное — это светлое. Меняют светлые одежды на темную кожу.
Они подходят друг к другу. Частицы их тел отделяются и отлетают. Другие выпячиваются, как ложноножки.
Они поворачиваются, и электронный ветер сдувает с них волосы. Два белых глазка лучатся светом со спины Марго. И я догадываюсь, что это впадинки по обе стороны ее крестца.
Марго ложится на кровать и тянет его на себя. Он на нее глазеет сверху вниз. Ее голова скатывается с кровати, запрокидывается и, перевернутая, смотрит в камеру. Глаза закрыты, а рот открыт, выпускает клубы света.
В этом романе рассказывается о жизни двух семей из Северной Каролины на протяжении более двадцати лет. Одна из героинь — мать-одиночка, другая растит троих дочерей и вынуждена ради их благополучия уйти от ненадежного, но любимого мужа к надежному, но нелюбимому. Детей мы видим сначала маленькими, потом — школьниками, которые на себе испытывают трудности, подстерегающие цветных детей в старшей школе, где основная масса учащихся — белые. Но и став взрослыми, они продолжают разбираться с травмами, полученными в детстве.
История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.
В новом романе знаменитого писателя речь идет об экзотических поисках современной московской интеллигенции, то переносящейся в прошлое, то обретающей мистический «За-смертный» покой.В книге сохранены особенности авторской орфографии, пунктуации и фирменного мамлеевского стиля.
«Венок на могилу ветра» — вторая книга писателя из Владикавказа. Его первый роман — «Реквием по живущему» — выходил на русском и немецком языках, имел широкую прессу как в России, так и за рубежом. Каждый найдет в этой многослойной книге свое: здесь и убийство, и похищение, и насилие, и любовь, и жизнь отщепенцев в диких горах, но вместе с тем — и глубокое раздумье о природе человека, о чуде жизни и силе страсти. Мастерская, остросовременная, подлинно интеллектуальная и экзистенциальная проза Черчесова пронизана неповторимым ритмом и создана из плоти и крови.
Согласно древнегреческим мифам, Сизиф славен тем, что организовал Истмийские игры (вторые по значению после Олимпийских), был женат на одной из плеяд и дважды сумел выйти живым из царства Аида. Ни один из этих фактов не дает ответ на вопрос, за что древние боги так сурово покарали Сизифа, обрекая его на изнурительное и бессмысленное занятие после смерти. Артур, взявшийся написать роман о жизни древнегреческого героя, искренне полагает, что знает ответ. Однако работа над романом приводит его к абсолютно неожиданным открытиям.Исключительно глубокий, тонкий и вместе с тем увлекательный роман «Сизиф» бывшего актера, а ныне сотрудника русской службы «Голоса Америки».
Первая «большая» книга Д. Бакина — молодого московского писателя, чей голос властно заявил о себе в современной русской литературе. Публикация рассказов в «Огоньке», книга, изданная во Франции… и единодушное призвание критики: в русской литературе появился новый значительный мастер.