Ландшафты Зазеркалья - [7]

Представление о 1920-х годах как о времени расцвета политических и творческих свобод и их противопоставление в этом качестве 1930-м сильно упрощает историческую картину. Конечно, в перспективе предстоящих сталинских преобразований 1920-е годы с их многообразием эстетических программ, группировками, стилевыми новациями в сравнении с 1930-и начинают подчас выглядеть чуть ли не островком художественного свободомыслия. Резолюция 1925 года «О политике партии в области художественной литературы» кажется просто лучом света в темном царстве (по слухам, ее писал «либерал» Бухарин). Но стоит пристальнее всмотреться в эту резолюцию, как видишь всю величину так и не оправдавшейся ставки на пролетарскую литературу: привычные призывы к «классовой борьбе на литературном фронте», надежды на «проникновение диалектического материализма» в область художественного творчества и очередные требования «беспощадно бороться» с «контрреволюционными проявлениями в литературе», со «сменовеховским либерализмом» и т. п. Там же была выражена демократическая, казалось бы, готовность партии предоставить литературе свободу формально-стилевых исканий. И это — при полной несвободе в области «общественно-политического содержания», «безошибочные критерии» которого находятся «в руках у пролетариата».

В условиях победившего насилия литературные группировки 1920-х годов рассматриваются обычно в своем противостоянии всей той унификации литературного процесса, которая была предпринята партией в 1930-е годы. Историческую целесообразность проведенной в 1932 году ликвидации литературных группировок многие историки советской литературы мотивировали ссылками на их самоизживание, групповые склоки, тягу самих писателей к консолидации и т. п. Все это действительно, говоря языком бюрократическим, имело место и всему можно найти множество конкретных свидетельств. Но ведь мы должны учесть, что сам «эксперимент» по созданию группировок был некорректным в условиях, весьма загрязняющих его чистоту. Одни объединения пользовались государственным покровительством, другие бились за выживание. Литературная жизнь всячески политизировалась. Художественные силы стравливались между собой, борьба за власть в литературе поощрялась. Проблемы собственно эстетические, профессиональные все больше отступали на задний план. Развертывавшиеся в стране события волей-неволей вынуждали участников группировок к социальному самоутверждению и сведению классовых счетов.

Борьба группировок, ожесточение и всеобщая вражда, которую власть сознательно разжигала, делали литературную атмосферу конца 1920-х годов действительно невыносимой. Настолько, что даже достойным художникам немыслимое, невероятное вмешательство партии в литературу, ознаменованное «Постановлением ЦК ВКП(б) о роспуске литературно-художественных организаций» 23 апреля 1932 года, казалось делом благим и прогрессивным. А ведь всем смыслом и командным тоном своим оно свидетельствовало, что любым либеральным тенденциям культурного развития, еще допускавшимся в 1920-е годы, пришел конец. Вместо размышлений «о политике партии», характерных для постановления 1925 года, теперь прозвучали два приказа, даже не допускающих мысли об их неисполнении. Сам вопрос, почему перестройкой литературы и искусства должна заниматься политическая партия, как будто бы уже и в голову никому прийти не мог.

Продержав РАПП у руля литературного руководства время, нужное для того, чтобы поглотить в его чреве все литературные группы и объединения, партия — совершенно неожиданно для рапповцев, которым был уже приуготован прекрасный особняк на улице Поварской, — эту организацию ликвидировала. Внутренняя подоплека постановления достаточно ясна. РАПП все основательней пыталась подменять собой партийное руководство культурой и начинала, что называется, путаться под ногами. Пришла пора осуществить в литературе свой вариант «коллективизации». Пункт первый постановления сводился к команде «ликвидировать». Пункт второй исчерпывался глаголом «объединить». Подобная перегруппировка должна была произойти во всех видах искусств по всей территории СССР.

Хотя никакие другие литературные группировки, кроме «ассоциации пролетарских писателей», названы не были, все писатели поняли РКП(б) с полуслова и «ликвидировались» сами (а ведь ни ЛЕФ, ни «Перевал» пролетарскую литературу никоим образом не представляли, как и их журналы). Фактически языком армейского приказа разрушалась структура художественного процесса по всей стране.

Пункт второй Постановления 1932 года требовал объединить писателей в единый творческий союз. Но чтобы не возникло представления, будто партия взамен классово ориентированного РАППа создает некую беспартийно-аполитичную организацию, постановление подчеркивало следующее: объединить не всех писателей, а тех, кто «поддерживает платформу советской власти и стремится участвовать в социалистическом строительстве». Оставив за собой общее централизованное идеологическое управление, лишенное какой-либо конкуренции, партия чисто бюрократические функции передавала специально созданному ведомству министерского типа — Союзу писателей СССР. В едином творческом союзе предполагалось создать «коммунистическую фракцию».