Ланарк: Жизнь в четырех книгах - [145]

Ланарк вздохнул:

— Хорошо. Мы возвращаемся в Унтанк.

Уилкинс и Манро приосанились и заговорили громче. Уилкинс сунул документ в папку со словами:

— Оставь это мне, Гектор. Монбоддо подпишет.

— Им лучше не уходить без виз.

— Дай мне чернила, я поставлю на них печати.

Манро открутил со своего жезла серебряный набалдашник (в форме распростертых крыльев) и перевернул его. Уилкинс сунул в углубление большой палец и вынул — синим и блестящим на кончике. Рима склонилась, чтобы посмотреть, и Уилкинс приложился пальцем к ее лбу, оставив между бровями отметку, похожую на маленький синячок. От удивления она вскрикнула.

— Это ведь не больно, правда? А теперь вы, Ланарк.

Ланарк, чересчур подавленный, чтобы задавать вопросы, получил такую же отметку, вслед за чем Уилкинс вновь сунул палец в набалдашник жезла и вынул его чистым. Он пояснил:

— Знак не очень заметный, однако образованные люди поймут, что вы работали на институт и находитесь под защитой совета. Это не обязательно расположит их к вам, но заставит относиться с уважением, а когда Унтанк падет, у вас не будет трудностей с транспортировкой в Прован.

Рима спросила:

— Эти знаки смоются?

— Нет, их способны стереть только яркие солнечные лучи, но это может произойти только в Проване. Прощайте.

Постепенно уменьшаясь в размерах, Уилкинс последовал к крохотному отдаленному трону, где Монбоддо, похожий на ало-зеленую куклу, изящно принимал бумаги, которые ему протягивал глава делегации пигмеев. Манро прикрутил набалдашник к жезлу и дал знак Риме с Ланарком двигаться в обратном направлении.

Коридор за северным вестибюлем был перегорожен решеткой из кованого железа, высотой в десять футов. Ворота в ее центре охранял полисмен, который отдал честь Манро, когда тот проводил через них Ланарка и Риму. В коридоре стало попадаться больше народу. Черно-серебряные камергеры вели мимо небольшие группы, включавшие в себя иной раз негров и азиатов. Из окон над головой неслись отдаленные рукоплескания, отголоски оркестра и фанфар, грохот и гудение механизмов. Через двери по обе стороны входили и выходили нарядные мужчины и женщины — Ланарку, нёсшему рюкзаки, даже сделалось неловко среди множества людей, не нагруженных ничем, кроме конвертов и папок. Если бы Рима взяла свой рюкзак, Ланарк обрел бы в ней союзника, однако она плыла вдоль коридора, как лебедь по течению. Даже Манро походил на слугу, расчищавшего для нее дорогу, и Ланарку ничего не оставалось, как взять на себя роль носильщика. Через двадцать минут они добрались до еще одного восьмиугольного зала, куда выходило несколько коридоров. Голубой купол был расписан звездами, светильник в вышине бросал белый луч на гранитный монумент в центре зала — необработанный каменный блок с выбитыми на нем гигантскими фигурами. По камню струилась вода, падая в декоративные бассейны. На ступенях вокруг монумента курила сигареты и беседовала молодежь; на гладком полу, среди кадок с апельсиновыми деревьями, были расставлены столики, за которыми пили и закусывали люди постарше. Из окон над головой в зал проникали негромкий смех и музыка, смешиваясь с голосами беседующих, звоном приборов, плеском фонтанов и пением канареек (они сидели в клетках, развешанных на деревцах).

Манро, остановившись, спросил:

— Ну, что вы об этом думаете?

Ланарк не доверял больше Манро.

— Получше, чем в клубе для персонала, — проговорил он небрежно, однако свободная атмосфера этого места пробудила в его душе столь бурный отклик, что на глазах у него выступили слезы. «Это удовольствие должно быть доступно каждому, — подумал он. — Сюда бы солнечного света, и лучшего не пришлось бы и желать».

Манро предложил:

— Поскольку выход уже близко, мы могли бы немного здесь отдохнуть, а я тем временем дам вам советы относительно путешествия. — Воткнув жезл в землю, которой была наполнена кадка, он сел за столик и подозвал официанта. Рима и Ланарк тоже сели. — Полагаю, вы не откажетесь от легкой закуски?

— Это было бы кстати, — откликнулась Рима.

Ланарк стал оглядываться в поисках выхода.

Манро заметил:

— Ланарк, кажется, сердит на меня.

Рима рассмеялась.

— Оно и понятно! Одно удовольствие было слушать его препирательства с вами, Монбоддо и секретарем Монбоддо. «Боже, — думала я, — до чего же мощный у меня покровитель!» Но вы оказались хитрее, так ведь?

— От этого он не проиграет.

Пока Манро делал заказ, у Ланарка возникло ощущение, что за ним наблюдают. За соседним столиком сидели мать с двенадцатилетним сыном и пожилая чета, игравшая в шахматы. Особого интереса к Ланарку они не проявляли, поэтому он сосредоточил внимание на ряде окон над дверьми, через которые сновали туда-сюда официанты. Затянутые белой газовой материей, окна казались пустыми, но выше, под самым куполом, выдавался в зал балкон, где стояли, опершись на парапет, несколько мужчин и женщин в вечерней одежде. Расстояние было слишком велико, чтобы различить лица, однако в центре группы выделялся плотный мужчина, которого, вероятно, все слушали. Он размашисто жестикулировал, указывая как будто на Ланарка. Стоявшая рядом с ним женщина поднесла к лицу какой-то предмет — очевидно, бинокль. Разозленный, Ланарк схватил с соседнего стула газету и принялся читать, повернувшись к наблюдателям затылком. Газета, называвшаяся «Западное лобби», была напечатана скромными аккуратными колонками, без аршинных заголовков и крупных фотографий. Ланарк прочел: