Лампа Ночи - [6]

Джейро сменил позицию и мог, наконец, рассмотреть инструмент во всех подробностях. И после краткого удивления его сознание словно ушло, сменившись чем-то иным, внеличностным и нелогичным. Он побежал на кухню, схватил из коробки со столовыми приборами мясной топорик на длинной ручке и на цыпочках через кухню прокрался в комнату, где замер в дверях, имея возможность увидеть подробности. Человек стоял на коленях к нему спиной, а руки матери были привинчены к полу какими-то железками. Такие же железки, только еще большие, держали и ее лодыжки. В каждое ухо входила металлическая трубка, выходившая изо рта. Эти похожие на лошадиную подкову крюки раздвигали ее губы в гротескной улыбке. Подковы были соединены со звуковыми полосами, которые вздрагивали и звенели, когда человек ударял по ним серебряной палочкой, похоже, посылая звук прямо в мозг женщины.

Мужчина прекратил игру и снова задал вопрос. Мать молчала. Тогда незнакомец ударил ее, она затряслась и задрожала, отчаянно выгибая спину. Джейро осторожно подкрался поближе и изо всех сил ударил топориком человека по голове. Почувствовав легкое дрожание пола, черный человек успел обернуться. Удар отрубил ему часть лица, и лезвие вонзилось в плечо. Незнакомец не издал ни звука, поднялся на ноги и неожиданно рухнул около своего черного портфеля. Джейро выбежал в кухню, оттуда во двор, обежал дом и зашел с парадного входа. Человека в комнате не оказалось. Джейро увидел, что мать смотрит прямо на него. Она прошептала неподвижными губами:

— Джейро, будь мужественным, мой мальчик. Я умираю. Убей меня прежде, чем он вернется…

— А как же коробочка?

— Ты заберешь ее, когда все закончится. Я вложила туда путеводитель для твоего разума. А теперь убей меня. Я не могу больше выносить этих гонгов. Торопись, он уже возвращается…

Джейро повернул голову и увидел, что человек смотрит через окно. Рама окаймляла верхнюю часть его тела, словно он был картиной. Его жесткое суровое лицо отливало белизной, словно выточенное из кости. Под полями шляпы виднелись брови философа, длинный тонкий нос и горящие черным светом глаза. Челюсти сходились под острым углом, острым был и маленький подбородок. Человек смотрел на Джейро с выражением готового выплеснуться бешенства.

Время текло медленно, как во сне. Джейро повернулся к матери и высоко поднял топор. В спину ему буквально вонзилось грубое приказание, которое мальчик проигнорировал. Он ударил, рассекая лоб матери, лезвие топора увязло в каше мозгов и крови. Услышав за спиной шаги, ребенок выпустил рукоять и ринулся в кухню, а оттуда в ночь, к реке. Оттолкнув лодку от берега, запрыгнул в нее, и суденышко понесло вниз по течению. С берега долетел резкий крик, в котором каким-то непостижимым образом все еще звучала и нежность, и мелодия. Джейро свернулся на дне лодки калачиком, чтобы не видеть берега.

Поднялся ветер, волны ходили ходуном вокруг лодки и время от времени заливали борта. Постепенно вода стала тянуть лодку ко дну. Испуганный Джейро выпрыгнул, но вода в реке оказалась столь холодной и страшной, что он из последних сил снова вскарабкался обратно.

Ночь казалась бесконечной. Джейро сидел, скрючившись, чувствуя на своей коже дыхание ветра, сотрясения бортов, плеск и могильную сырость воды. Он понимал, что думать сейчас нельзя. Он должен заставить свой разум стать медлительной черной рыбой, плывущей где-то под днищем полузатопленной лодки.

Но все-таки ночь закончилась, и небо посерело. Широкая Фуаси сделала резкий поворот на север, прямо к Вайчинг-Хиллз. С первыми лучами оранжево-красного солнца ветер выкинул лодку на берег, как раз туда, где равнина начинала бугриться холмами, чтобы совсем скоро стать настоящими горами. На первый взгляд горы, сплошь покрытые сотнями различных растений, весьма экзотичных и зачастую опасных, казались пестрыми до неприличия. Здесь были синие растрепанные кусты тикети-тикета, купы черных артишоковых деревьев, коричневые шмелевки, а вдоль начинавшихся хребтов густо росли ряды оранжевых ветреных рожек, пылающих в лучах восхода, как маленькие костры.

Джейро карабкался по горам несколько дней, может быть, даже неделю. Питался ягодами, семенами каких-то растений, листьями, которые казались ему наименее пахнущими и горькими — и, к счастью, не отравился. Он двигался вперед, не раздумывая и не позволяя себе этого.

В тот день малыш спустился с холмов, чтобы набрать фруктов, росших вдоль дороги на каких-то деревьях, и его заметила группа крестьянских мальчишек из деревни неподалеку. Все они оказались рослыми, грубыми, с длинными руками, толстыми ногами и воинственными физиономиями. На всех были черные фетровые шляпы, через дыры в которых буйно лезли рыжие волосы. Впрочем, волосы росли у них, казалось, отовсюду, даже из ушей. Парни были одеты в узкие штаны и коричневые куртки — одежда, вполне подходящая для еженедельного Катаксиса, куда они направлялись. По дороге они имели немало свободного времени на добрые дела. Поэтому кнутами и криками они заставили маленького похитителя придорожных фруктов слезть вниз. Джейро боролся, как мог, и даже достаточно успешно, поскольку парни даже решили сменить свои методы и преподать нахалу хороший урок, то есть просто-напросто переломать ему все кости, какие только есть.