Ламберт Херсфельдский. Анналы - [85]

И вот, наступило рождество блаженного Иоанна Крестителя¹⁰²². Утром, когда они проплывали мимо, епископ, увидев расположенную прямо на берегу церковь, просил их причалить и пройти в церковь для совершения в честь этого святого дня торжественного богослужения. Когда те согласились, он вошел в церковь и, надев на голову священническую инфулу, начал, как обычно, приносить спасительную жертву Богу. В то время как на этом было сосредоточено всеобщее внимание, вышеназванный Удальрик, благодаря усердию лазутчиков своевременно узнавший об удобстве этого места, внезапно с вооруженным отрядом окружил церковь, неспешно вошел в нее и, скрывая пока что дело, ради которого прибыл, молча и в спокойствии ожидал окончания богослужения. По окончании службы он приказал своим людям как можно быстрее скакать к кораблю и выгрузить оттуда всё, что принадлежало епископу. Окруженный отрядом храбрейших юношей он приветствовал выходившего из церкви епископа, подарил ему поцелуй и велел спешно вскочить на превосходного коня, которого приготовил для его спасения. Когда те, которые уводили епископа, изумились тому, что всё это значит, и после тщетных рассуждений бросились к оружию, тот приказал им сохранять спокойствие, если им дороги их жизнь и здоровье, сложить оружие, в спокойствии вернуться на корабль и быть довольными, что их не наказывают за совершенное против столь славного епископа преступление. Если же они продолжат раздражать его пустыми словами или бессвязными движениями, то мечи без труда положат предел их наглости. Епископу более пристало исполнять епископские обязанности в Хальберштадтской церкви, в епископы которой его рукоположили, нежели ради них. А те, поскольку не были равны ему ни численностью, ни доблестью, сочли безрассудным вступать в схватку, а потому в печали и пав духом вернулись к кораблю. Епископ же направился в крепость, которая находилась неподалеку, и находился там несколько дней, пока новость об этом деле не перестала быть таковой и не утихло рвение всех тех, кто хотел помешать его возвращению; наконец, переодевшись в мирское платье, дабы не быть узнанным встречными, он отправился в Саксонию и внезапно вернулся к саксам, которые уже не надеялись на его возвращение, как человек, живым вырвавшийся из ада.

Король, получив весть о случившемся¹⁰²³, тяжело и с крайним раздражением воспринял то, что столь важное для него предприятие потерпело крах, что его лишили мести за столь тяжкие оскорбления, что человек, который был вождем всей Саксонской войны и тем центром, вокруг которого всё вращалось, безнаказанно вернулся к врагам. Он не мог сомневаться, что уже несколько утихший огонь саксонской ярости тут же вновь будет раздут этим подстрекателем и в самое ближайшее время разгорится в яркое пламя и что [епископ] будет действовать еще более враждебно, помня о том, что после сдачи не нашел в короле ни милости, ни человеческого отношения. Кроме того, опасались, как бы остальные сдавшиеся не ускользнули тем же способом и он не лишился плодов столь славной победы и с таким трудом достигнутой сдачи, если они обретут свободу вопреки его воле. Обдумав всё это, король решил наконец идти в дальнейшем другим путем и приготовился одолеть саксов, которых, несмотря на неоднократные попытки, так и не смогли победить чужаки, их собственным оружием, их собственными силами, пользуясь весьма мудрым советом, ибо известно, что никакая сила, никакое разорение не может сокрушить царство быстрее, чем внутренние смуты и раздоры¹⁰²⁴.

Итак, он приказал отозвать из ссылки епископов Магдебургского, Мерзебургского и Мейсенского, герцога Магнуса, пфальцграфа Фридриха и, кроме того, всех князей Саксонии и Тюрингии, которых он всё еще держал в плену. Милостиво призвав их, он сказал, что хотя, согласно придворным законам, он вполне мог применить к ним самое крайнее наказание и это было бы справедливо, ибо они часто раздражали его тяжкими оскорблениями, однако, помня об их роде, помня о доблести, которая могла бы быть честью и опорой государства, он всё же дарует им прощение за столь дерзкое поведение, более того, не требует от них никакой иной платы за их освобождение, кроме того, чтобы впредь они оставались верными и преданными ему в сомнительных обстоятельствах и оказывали ему помощь в деле восстановления порядка в государстве и усмирения беспокойных людей, главным образом тех, которые ежедневно беспокоят внутренними распрями простой и незнакомый с коварством саксонский народ. Если они это сделают и не нарушат, как прежде, своей верности по какому-нибудь ничтожному поводу, то он будет считать их первыми среди друзей и, как только выпадет удобный случай, наградит ленами, как то подобает королевскому величию. А те, хоть и знали, что он сказал это притворно и умерил врожденную черствость души скорее по необходимости, нежели из расположения к ним, но из любви к безнаказанности охотно приняли это предложение и обещали всё, что он требовал; подтвердив обещания неоднократно повторенной клятвой, они получили разрешение уйти и с радостью вернулись каждый к себе домой.