Лакомые кусочки - [66]

Я оторвал Андерса от подола матери, чтобы дать ей возможность покормить маленького. Идем, я расскажу тебе сказку. Я принялся что-то бормотать, неторопливо, напевно, и вскоре сынишка опять смежил веки.

— И как это у тебя так быстро получается? — удивлялась Тодда. — Ты, наверное, зачаровываешь его своим медвежьим урчанием?

— Да нет, — отвечал я, — просто твои сказки слишком интересные, вот Андерс и не спит.

В общем, мы возвращались домой по улицам Сент-Олафредс, пустынным и замусоренным после Дня Медведя. Жена вела за собой Андерса, я нес на руках Озела. С башен замка еще не сняли флаги с изображением медведей, грозно поднявшихся на дыбы и обнаживших клыки. Флаги бились и трепетали на ветру. На домах охотников по-прежнему бросались в глаза отличительные знаки — медвежьи головы, выставленные на крыльцо или прибитые к дверям. В день Праздника они служили для женщин из этих домов охранным талисманом — наряженные Медведями юноши не имели права их трогать. Посреди булыжной мостовой валялась ленточка, оброненная кем-то из девушек, а на одном из подоконников красовалась пивная кружка, с пьяной точностью оставленная ровно посередине. Позже эту кружку вернут в трактир Осгуда.

Девушку я заметил, когда мы пересекали Главную улицу. Словно потерявшийся ягненок, она растерянно стояла под рыночным навесом и притворялась, что не смотрит в нашу сторону.

— А это еще кто? — спросил я жену, хотя в тот же миг почувствовал, что знаю девушку, что она принадлежит той, другой жизни, которая была у меня до свадьбы с Тоддой.

— Ни разу не видала ее. Может, пришла из соседней деревни на Праздник?

Силуэт незнакомки, ее поза настойчиво напоминали о чем-то. Откуда я могу ее знать? Нет, раньше мы с ней не встречались. И все же…

Самым странным оказалось то, что я оставил Тодду с Андерсом и направился в сторону девушки. Жена за моей спиной предостерегающе кашлянула, но я, должно быть, уже подсознательно вспомнил эти глаза, хмуро взирающие на меня сквозь серебристую пелену дождевых капель.

А потом я тоже встал под навес, и дождь больше не разделял нас, и она продолжала по-особенному смотреть на меня. Погляди на меня так любая другая девушка, я бы счел ее взгляд дерзким, но эта…

Внезапно я понял, в чем дело, и крепко прижал к груди ребенка, потому что ноги у меня подкосились и я едва не выронил сынишку на мостовую.

— Да это же малышка Эдда!

Хмурый лоб немного разгладился, но растерянность никуда не делась.

— Только совсем взрослая! Уже настоящая невеста. Сколько тебе лет, пятнадцать? Хотя… как такое могло произойти за четыре года? Ты ведь была совсем крохой!

— Мне исполнилось четырнадцать, господин, — ответила она.

— Ах, прости, ты же меня не знаешь. Ну конечно, нет. Прелестное дитя, меня зовут Давит Рамстронг. Я торговец шерстью, живу здесь, в Сент-Олафредс.

— Значит, город все-таки тот же самый. Но разве я видела тебя раньше, господин?

— Да, лапушка, только в другом облике. В том мире, где мы с тобой встречались, я был медведем. Мы так славно проводили время, ты, твоя сестренка Бранза, ваша милая мама и я. Помнишь, ты бежала за мной, а я прыгнул в небо и уж больше не вернулся? Помнишь тот обрыв?

Эдда пристально всмотрелась в мое лицо.

— Ты? Ты — Медведь? — недоверчиво спросила она.

Я вдруг увидел в этой повзрослевшей, менее уверенной девушке другую — неугомонную маленькую егозу. Подошедшие Тодда и Андерс молча стояли сзади. Я слышал ровное дыхание жены.

— Я был Медведем — всего лишь день по здешнему времени и несколько месяцев по времени твоего мира. Должно быть, в разных местах оно течет по-разному, поэтому ты успела так сильно вырасти. Но как ты попала сюда, Эдда? Что привело тебя?

— Я сама привела себя, — нерешительно проговорила она, бросив взор на Тодду за моей спиной и на Андерса, выглядывавшего из-за ее юбок. — Искала следы медведя, только уже другого, и прошла сквозь стену в пещере.

— Давит? — подала голос Тодда.

— Познакомься, жена: это Эдда. Я рассказывал тебе эту историю в тот день, когда мы познакомились.

— Эдда — младшая дочь той женщины? Кажется, ее зовут… Лига?

Глаза девушки радостно вспыхнули.

— Ты знаешь мою мать? — озабоченно спросила она.

Моя славная жена, благослови ее небо, подошла к Эдде и взяла за руку, которая сжимала концы шали.

— Я знаю лишь о ней, девочка, но не ее саму.

— Тебе известно, где она сейчас? Где мама?

Еще никогда я не слышал в голосе этой маленькой хохотушки столько печали. Тодда посмотрела на меня, мы обменялись взглядами, полными сомнения и жалости.

— Сколько ты уже здесь, дитя мое? — Я постарался задать вопрос как можно мягче.

— Я… со вчерашнего вечера, — проговорила Эдда, судорожно сглотнув.

— Где же ты ночевала? — спросила Тодда. — Ты хоть немного поспала или бродила всю ночь?

— Я пошла в нашу избушку…

— В избушку? — ахнул я. — От нее ничего не осталось!

Эдда кивнула.

— Я соорудила себе что-то вроде подстилки, — прошептала она, — из травы.

— И спала прямо посреди леса? — покачала головой Тодда. — Девочка моя, еще хорошо, что тебя не загрызли медведи и не утащили цыгане! Давит, я думаю, мы должны забрать Эдду с собой. Страшно подумать, что ее ждет, если не дать ей приюта. Только тебе одному во всем городе известно, откуда она пришла, да прочие и не поверят. Придется придумать какую-нибудь историю. Ты с кем-нибудь разговаривала? — обратилась жена к Эдде.