Лакомые кусочки - [64]

Погоня закончилась на городской площади, где рос большой ясень. Несколько мужчин, одетых в костюмы булочников, выпрыгнули из-за угла, повалили Медведя на землю и начали колотить мешками с мукой, отчего все вокруг, включая черные от сажи лица, припорошило белым. Девушки приветствовали это действо радостными возгласами. Под конец появился человек с большим топором. Через легкий туман мучной пыли Эдда разглядела, что он проводит топором по мохнатой груди Медведя, как будто сбривает шерсть.

— Тизел! Тизел! — восхищенно закричали девушки. Юноша-Медведь продемонстрировал толпе свои крепкие мускулы и грозно заревел.

— Все, ты укрощен, — громко объявил человек с топором. — Прекращай реветь, ты опять человек. Больше не смей лапать девиц и чернить им щеки! Держись, как подобает мужчине, приходи в трактир к Келлеру и утоли голод человеческой пищей, отведай доброго эля.

Одна из девушек пробилась сквозь толпу, подбежала к Медведю и запечатлела долгий поцелуй на его губах, затем с сияющей улыбкой повернулась к своим подружкам, демонстрируя белые от муки щеки и ярко-красный язычок. Ладони, которыми она гладила мохнатую шкуру на груди и животе юноши, тоже почему-то стали красными.

— Кыш, срамница! — расхохотался человек с топором и затолкал девушку назад в одобрительно гудящую толпу.

Эдда последовала за людским потоком к «Свистку» Келлера. На улице, где стоял трактир, остро чувствовался тот самый кисловато-горький запах, который Эдда ощущала в дыхании многих мужчин, а в переполненном заведении уже началось шумное веселье. Двое молодых людей, одетых Медведями, бурно приветствовали третьего — того, что звали Тизелом. Их лица тоже были вымазаны сажей, в волосах белела мука. Люди хлопали Медведей по спине, совали им в руки кружки, громко ударяли о них своими кружками и пили пенящуюся жидкость, которая издавала тот самый горький запах.

Никем не замечаемая, Эдда ходила среди толпы, пытаясь найти знакомых девушек, но их раскрашенные лица сбивали ее с толку. Мужчин она узнавала легче, хотя и тут не могла не заметить определенной разницы. Главное отличие состояло в том, что все они выглядели моложе. На щеках и подбородках тех, кого Эдда помнила бородатыми, только пробивалась первая щетина; прежде заметная проседь в золотистых, каштановых и черных волосах тоже исчезла. Раз или два Эдда хотела поздороваться, однако не сделала этого, усомнившись, что действительно знает этих людей в их нынешнем воплощении. Лучше просто посмотреть да послушать, решила она, и пока ничего не предпринимать.

Скоро наступил вечер, в окнах трактира зажглись желтые и алые огни. Эдда продолжала бродить в толпе, жадно поглощая новые впечатления, будто кот, уплетающий миску сметаны. Ее глазам и ушам предстало многое: ссоры, недобрые взгляды, грубые шутки, объятия и ласки парочек в темных уголках — ни с чем подобным она раньше не сталкивалась. Эдда заглядывала в освещенные окна трактира, вслушиваясь в разговоры и стараясь разглядеть в мельтешении лиц парня по имени Тизел. Он уже прилично раскраснелся и был занят тем, что распевал песни и опорожнял кружку за кружкой.

— Долго еще они будут там сидеть? — спросила Эдда у женщины, которая торговала пирожками, присыпанными сверху белой пудрой.

— Всю ночь да, пожалуй, еще и завтра, — ответила та. — Хочешь пирожок? Я напекла всяких: и с начинкой, и без.

— У меня нет денег, — пожала плечами Эдда, видевшая, что покупатели расплачиваются с торговкой. Будь у нее монеты, она тоже сосчитала бы их правильно.

Эдда отошла подальше. Она не собиралась оставаться здесь до утра и даже не была уверена, что хочет поговорить с этим Тизелом, который, кажется, совсем одурел от эля. Некоторые из посетителей трактира набрались до такого состояния, что, выйдя за порог, тут же валились с ног и засыпали, как убитые, сотрясая воздух громким храпом. Другие брели прочь на заплетающихся ногах, горланя песни или бурча себе под нос.

Эдда и сама изрядно устала от всей этой новизны и суматохи. Шум, гам и бессмысленно мелькающие в окнах тени были точно сон, причем не слишком приятный.

Она сделала разумную вещь: отправилась домой. Эдда шагала по дороге, и звук ее шагов постепенно заглушил крики и галдеж, доносившиеся из трактира, а жаркое свечение окон растворилось в бледном лунном свете. Главная улица, по обе стороны которой стояли новые дома, напоминала туннель. Потолком в этом туннеле служило звездное небо, а заканчивался он распахнутыми городскими воротами. У ворот маячили двое незнакомых Эдде стражников, один из них курил трубку. Девушку заметили оба.

— И как же тебя зовут, малышка? — спросил первый, выходя из тени ворот. — Гляди-ка, собралась из города на ночь глядя. И не страшно в одиночку-то?

— Куда направляется молодая мисс? — осведомился второй, выпустив клуб дыма.

— Домой, господин стражник. Я живу там, за Источником.

— A-а, стало быть, цыганка, — протянул тот, что стоял ближе. — Ваши по одному редко ходят.

— Может, проводим девушку? — предложил его напарник и помахал рукой, разгоняя дым. — Сдается мне, она будет симпатичной, когда смоет с личика сажу.

— Нет, спасибо, — решительно возразила Эдда. — Я хорошо знаю дорогу.