С капитанского мостика можно было наблюдать движение льда и большие полыньи, которые появлялись то там, то тут. Но в том месте, где стоял «Лахтак», лед оставался неподвижным. Покрытое льдом море с задержанными мелью айсбергами, уперлось в берег острова и не поддавалось ни морским течениям, ни солнцу.
Несмотря на это, в жизни парохода многое изменилось. По приказанию Кара норвежцев зачислили в состав команды. Бентсен был назначен третьим штурманом, а Запару освободили от штурманских обязанностей. Норвежский боцман помогал Лейте, а Вершомет увлекался охотой. Имея полную команду, Кар нетерпеливо ждал, когда солнце наконец одолеет ледяное поле, пленившее пароход, и можно будет разогревать паровые котлы. Торба проводил целые дни в машинном отделении в ожидании этого торжественного момента.
Две недели шла борьба за жизнь Степы. Огромная потеря крови, рана около сердца, высокая температура…
Две недели он лежал без сознания. Только на третью неделю стало ясно, что Степа выживет. Через месяц он уже сидел на своей койке очень бледный, еще слабый, но разговорчивый, с веселыми глазами. Аппетит у него был прекрасный — он с удовольствием уничтожал котлеты из свежей медвежатины. Вершомет заботился, чтобы медвежатина регулярно поступала в камбуз, где теперь хозяйничал кок-норвежец.
Товарищи ежедневно навещали юнгу. Только ковылявший на костылях Ландрупп держался поодаль и никогда не подходил к Степе. Браконьер чувствовал, что все следят за ним и не доверяют ему. Лейте однажды сказал Кару:
— Выгнать бы его на остров, и пусть ковыляет к своему шкиперу! Пускай вдвоем бродят по острову до самой смерти. А не то еще пароход сожжет.
Но Кар не согласился с боцманом.
— Он там умрет раньше, чем ты думаешь, — ответил штурман. — А мы за него отвечаем. Остров же наш, советский, и мы тут представляем советскую власть.
Как раз после этого разговора у Кара появилась мысль поднять над островом красный флаг и этим окончательно закрепить остров за Советским Союзом.
Узнав об этом, Степа начал просить отложить праздник водружения флага до его выздоровления, потому что ему очень хотелось принять участие в этой церемонии.
Тем временем матросы сделали крепкий высокий флагшток, обитый жестью, и сшили большое красное полотнище, на котором Ковягин нарисовал серп и молот и написал: «СССР».
С каждым днем к Степе возвращалось здоровье. Прошло немного времени, и он уже сам смог выйти на палубу. Его поразили ласкающие краски полярной весны, ясный день, блестящий лед, свежий воздух, ставший значительно теплее, птицы, которые пролетали с острова в море, а потом возвращались обратно.
— Любуйся весной, братец, — поучительно сказал Запара, — потому что скоро придет унылое полярное лето.
— То есть как — унылое? — не понял юнга.
— Летом надо льдом почти всегда висит туман. Целый день на небе солнце, а за туманом его не видно. Летом Арктика — страна туманов. Редко-редко разгоняет их ветер, и только тогда сияют море, лед и острова в своей полной красе.
Степа прогуливался по палубе, ожидая Вершомета и Эльгара, которые охотились где-то на побережье острова. Для охотников наступило раздолье: в полыньях все чаще встречались нерпы и моржи, по льду и по берегу острова ходили медведи, на скалах гнездились тысячи птиц.
Но вот вернулись охотники. Сегодня их добыча состояла из десятка уток-морянок.
— Скоро, Степа, пойдем на охоту? — спросил Эльгар по-русски.
— Я еще немного слаб. Надеюсь, что это скоро пройдет, — ответил Степа по-норвежски, показывая, что он тоже кое-чему выучился у норвежца.
— Вот заговорил бы ты по-норвежски со шкипером Ларсеном в ту ночь, — пошутил Вершомет, — он бы и не стрелял в тебя. Кстати, сегодня мы видели его следы. Он спускался с холмов и дошел почти до самых прибрежных скал, вблизи нашего парохода.
— Воров и разбойников всегда тянет к тому месту, где они совершили преступление, — вступил в разговор Торба.
— Пусть только посмеет подойти!.. — нахмурившись, сказал Вершомет. — Нет, побоится! — уверенно добавил он.
Ларсеном на пароходе интересовались мало, и только Лейте приказывал вахтенным следить, не появится ли где-нибудь вблизи парохода браконьер.
30 апреля Кар известил экипаж, что на следующий день над островом Лунной Ночи будет поднят советский флаг. Первое мая экипаж «Лахтака» отпраздновал торжественно. Мачты парохода были украшены флагами расцвечивания. Целые сутки Торба, Шелемеха и Ковягин возились в кочегарке и в машинном отделении, наводя там порядок. Впервые за зиму все по-настоящему побрились и постриглись. На палубе вывесили стенгазету.
После вкусного завтрака все, за исключением вахтенных, сошли на лед и построились. Павлюк положил на плечо длиннющий флагшток. Зорин держал в руках красное полотнище. Вся команда готовилась к походу на остров. Впервые сходил на берег Кар. Где-то в глубине он скрывал тревогу, но не принять личного участия в водружении советского флага ему было нельзя. К превеликому удивлению почти всего экипажа, механик Торба отказался идти на берег. Он ссылался на свой ревматизм. Его хотели повезти на нартах, как это сделали со Степой, но он решительно отказался.
