«Лахтак». Глубинный путь - [30]
— Сейчас у него перед нами преимущество. В это время он видит лучше, чем мы. Кроме того, он, видимо, кое-что чувствует нюхом, а вот ты ничего не чуешь. И, наконец, он молчит, а мы разговариваем.
В этот момент поблизости что-то треснуло.
— Эге, заговорил, — тихо сказал охотник.
Над гигантским торосом поднялся большой зверь. Выставив морду, он, казалось, нюхал воздух. Но он ничего не мог почуять, потому что у белых медведей слабо развит нюх. Медведь медленно спустился с тороса, подошел к полынье и лег возле воды.
Охотники не двигались. Вершомет присел и не шевелясь следил за зверем.
Медведь не смотрел на них. Он медленно водил мордой, всматриваясь в полынью. Зверь выжидал, не появится ли нерпа.
— Мы охотимся, и он охотится, — прошептал Вершомет своему юному другу. — Ну-ка, подползем поближе.
Пригнувшись, охотники начали приближаться к медведю. Зверь, по-видимому, заметил их, но остался равнодушным.
Когда до него оставалось шагов тридцать, Вершомет стал на колено и начал целиться. Медведь поднял голову и снова опустил ее, всматриваясь в прорубь.
— Степа, это должен быть твой медведь, — сказал Вершомет.
Обрадованный Степа прыгнул на два шага вперед, поднял ружье и крикнул:
— Эй, беляк, берегись. Ге-ге-ге-е-е-е!
Этот крик испугал медведя, и он, сразу поднявшись на ноги, медленно двинулся на охотников. Степа выстрелил.
Медведь со стоном упал на передние лапы, и в то же мгновение охотники услышали отчаянный человеческий крик.
Глава XII
Луна заканчивала свой путь по небу, когда на палубу вышли Кар, Лейте и Запара. Они ожидали Вершомета и Степу и разговаривали о том, что так беспокоило Кара последние сутки: о причинах пожара и о том, кто бил в колокол тревогу.
Штурман все время избегал поднимать этот вопрос, и Лейте следовал его примеру. Теперь же Кар решил рассказать о своих подозрениях и тревоге Запаре и посоветоваться с ним и с Лейте. Вахту в это время нес Котовай. Он выглянул из окна штурманской рубки, проводил взором моряков и ученого, которые прошли на нос.
Три фигуры в мохнатых кожухах стояли на фоне покрытого снегом полубака и, освещенные лунным светом, напоминали заговорщиков.
Котовай взошел на капитанский мостик и перегнулся через фальшборт.
— Вахтенный! Не замерз? — крикнул ему Лейте.
— Нет. В такую погоду и три вахты можно выстоять! — ответил Котовай.
Матрос прошелся по мостику. Капитан и его помощник тихо разговаривали между собой.
Кар рассказывал Запаре о норвежской трубке, о том, что Котовай видел такую трубку у радиста, о непонятном поведении Павлюка и о том странном звуке, который ему пришлось вчера услышать.
Запара, выслушав все это и помолчав, сказал:
— Если так, то я также должен рассказать вам одну странную вещь. Недели две назад, а может быть и немного больше, в полночь я вышел на палубу, чтобы делать метеорологические наблюдения, и влез на крышу штурманской рубки. Когда я поднял анемометр и начал следить за секундомером, послышались какие-то странные стрекочущие звуки, идущие откуда-то не то с палубы, не то из-за дымовой трубы, а может быть, из какой-нибудь шлюпки. Кстати, мне они показались очень знакомыми. Закончив наблюдения над анемометром, я перегнулся через борт и начал прислушиваться. Но звуки стихли, и ничто не нарушало тишины. Эти звуки, повторяю, показались мне очень знакомыми. Я стал припоминать, где я мог слышать что-нибудь похожее. Но, сколько я ни припоминал, ничего не приходило в голову. Знаете, так бывает во сне: что-нибудь приснится, а потом вспоминаешь и не можешь вспомнить. Сойдя с капитанского мостика и подойдя к дверям, ведущим в наш кубрик, я встретил Павлюка. Я спросил, не слышал ли он что-нибудь. Павлюк ответил, что он абсолютно ничего не слышал, и сказал это таким веселым, даже насмешливым тоном, что у меня пропала охота говорить об этом еще кому-нибудь. Я решил, что мне показалось. Боясь за свои нервы, я решил почаще ходить на лыжах.
Выслушав Запару, Кар повернулся к Лейте и сказал:
— А вы слышали что-нибудь похожее?
— Нет, — ответил Лейте, — мне никогда ничего не чудится. И, если бы я когда-нибудь услышал что-нибудь похожее, я бы немедленно уведомил капитана.
— Вы поразительно самоуверенны, мой друг! — заявил ему Запара.
— А все же, что вы думаете обо всей этой истории? — спросил Кар. — Говорите, Запара.
— Я думаю, — растерянно сказал метеоролог, — что об этом нужно спросить Павлюка. Вызвать сюда, рассказать о наших подозрениях и спросить.
Услышав ответ Запары, Лейте засмеялся.
— Вы, кажется, не разделяете этого мнения, — сказал ему Кар. — Прошу высказаться.
— Я почти согласен с товарищем штурманом, — кивнул на Запару Лейте, — только, по-моему, прежде чем разговаривать с Павлюком, надо его арестовать и сделать обыск в радиорубке, в каюте радиста, где он живет, а также в других палубных надстройках.
В эту минуту Кар поднял голову и увидел на крыше штурманской рубки Котовая; он стоял и внимательно смотрел куда-то.
Штурман выпрямился и, ничего не сказав своим помощникам, крикнул матросу:
— Вахтенный!
— Есть!
— Что случилось?
— Вроде выстрелы послышались с торосов, куда ушли наши звероловы.
— А мы ничего не слышали, — сказал Кар и повернулся к помощникам: — Да-да. Вот так именно и вы, Лейте, в хлопотах не услышали тех звуков. — Помолчав, штурман добавил: — Так вот, я считаю, что с сегодняшнего дня мы должны внимательно следить за тем, что делается на палубе. Вы понимаете теперь, почему я установил беспрерывное дежурство вахтенных на палубе и почему, когда на вахте стоит Павлюк, я прошу вахтенного штурмана палубы не покидать.
