Лад Посадский и компания: Дела торговые, дела заморские - [32]

— Из письма брата.

— А-а, — разочарованно произнес Лад. — Значит, всё, что в письмо не вошло, тебе не ведомо?

— Тут твоя правда. Знаю только то, что брат написал. Словам сказанным не поверил бы. Но словам, написанным на шкуре выделанной, с демона песчаного живьем содранной, верить можно.

— И что же с твоим братом приключилось?

— А ничего. В меланхолии он. Бросил он все дела и заботы и валяется на перинах мягких у Девы Песков, угнетает себя лягушачьей кровью перебродившей... М-м, питье вкуснейшее, для нас, нечисти, всё равно что вино франзонское для вас, человеков.

Ладу тошно стало и он сплюнул всё-таки. Даже гоблина перекрутило. Но Сичкарь ничего не заметил. Глаза его закрыты были, он о чем-то мечтал блаженно.

— А всё из-за стервы той заморской! — рыкнул вдруг Сичкарь. — Вот ведь какая попалась, всё нутро ему измотала.

— Кто такая? — Гоблин не мог забыть лягушачью кровь, и потому стремился отвлечь Сичкаря от воспоминаний о гастрономических изысках брата старшего. Ведь, поди, не одной кровью лягушачьей изводил и нежил себя Чер-Туй. Кто знает, чем еще утробу свою ненасытную баловал князь нечисти.

— Кто... Нашлась одна... У Девы Песков работает за столом с рулеткою. А до этого во Франзонии где-то промышляла по-мелкому: свиней ворожила, пшеницу скручивала, и с привидениями тамошними дружбу водила... Прикипел к ней Чер-Туй, за ней и к Деве Песков подался... Пропадает там в черной меланхолии, ничего не хочет. Лишь ее видя, силу жить в себе чувствует. Пишет, мол, глянет — как золотом одарит, а отвернется — пусто вокруг становится... Только на кой ему золото?! И так богат как Крез! Не думал я, что брат мой старший из-за девки в тоске дремучей сгинет. А ведь бывало, веселились мы с ним так, что людям в округе тошно становилось. Да-а, было время...

Большущий комар присосался к руке Сичкаря, втянул в себя кровушки нечистой и сдох тут же. Сичкарь щелчком сбросил тельце дохлое на землю, придавил ступней огромной.

— Налей мне, Сэр Тумак. Что-то тоскливо нынче.

Гоблин, пока цедил кружку напитка пенного, взглядом пытался дать понять Ладу, что пришло время вопросов дельных. И брови хмурил, и моргал часто, всё без толку. Наконец шмыгнул носом громко и подал Сичкарю кружку полную.

— Стало быть, про поход наш больше ничего ты не знаешь, — притворно вздохнул Лад, поняв гоблина. — Жаль. Думал я, у такого поганца, как ты, много ушей ни земле посадской имеется...

— Имеется! — с гордостью отвечал Сичкарь. — Как же не быть шпионам, есть. Куда без них... Да, занятное дельце с походом вашим вышло. Пропадали где-то год с половинкою, богатства в Посад наслали не меряно, а сами ничего не помните. Слух стоит, мол, много стран узрели очи ваши... Позабавили меня известия такие сперва. А после думать стал...

— А демоны твои, что у нас извозчиками были, что говорят? — Гоблин пристально посмотрел в морду Сичкиря.

— Эх, — вздохнула нечисть, — в том то и дело, что молчат они.

— Как так? — Лад хотел пива пригубить, да так и застыл с кружкой у рта. — Онемели, что ли?

— Да нет, не онемели. Лепечут по-своему про встречу на тракте, про подковы заговорные, про серебро летучее в руках одного попутчика вашего, и всё! Больше ничего, мол, не знаем, хоть пытай нас!

— Пытал? — содрогнулся Лад.

— А как же! И железом каленым пробовал, и кнутом сыромятным кожаным. Даже колом осиновым пугал! Кричат, бестолочи, криком пронзительным, что ничего не знают.

— Ну, ты это... погорячился с ними.

— Ничего, для них всё терпимо.

— Не окончил еще борьбу партийную? — затронул Лад больную тему, чтобы хоть как-то отомстить Сичкарю за демонов несчастных.

Да только прогадал он. Морда Сичкаря расплылась в улыбке.

— В этом вопросе порядок. За полтора года многое успел. Раскол в партии уничтожил. Тех буйных и умных из Бовуссии помнишь? Так вот, в ссылку их отправил дальнюю. Да конвою строго приказал при первом удачном случае в расход их пустить. Слух об этом укрепил ряды. Врагов сдавать стали пачками. Да только не глупый я, понимаю — из сотни обвиняемых лишь десять виноваты... Теперь-то мы готовы к переменам, а они не за горами.

— С чего ты взял? — не унимался Лад, хотя гоблин взглядом просил не касаться больше этой темы опасной.

— А ты, глупый, не видишь? Оглянись вокруг — перемены уже рядом. Дедовскому укладу конец пришел. Что далеко ходить, в Посаде вашем событий хватает... Ты только присмотрись внимательно, всё ли так, как раньше было? Чую, кончится всё это военной экспансией...

Возвращался Лад в Посад в смутных сомнениях.

В Посаде костры пылали, улицы и площади освещали. Где-то кони ржали, свиньи хрюкали, изредка гуси голос тревожный подавали. Запоздалые гуляки домой возвращались, восхваляя щедрость совета — второй день гульба идет, и никто за праздность не корит. А то, что бабы ворчат, так их слова что ветер, взъерошат волосы на голове и прочь летят. Только ветер иногда, думал Лад, может и бурей обернуться.

Когда к дому подходил, заметил Лад, как тень чья-то метнулась вдоль забора. Насторожился, прислушался, — не звякнет ли где металл клинка, не раздастся ли шорох неосторожный. Вспомнил слова Седоборода, и озноб по спине пробежал. Тут легла ему на плечо чья-то рука. От неожиданности отпрыгнул Лад шага на три и обернулся, готовый к схватке. Сердце глухо стукнуло в груди, упало куда-то, и дыхание прервалось.