Лабиринты души - [22]

Я всегда считал себя удачливым. Пять кораблекрушений — не такая уж малая цифра для тех, кто знает гнев океана. Я остался жив. На суше, мучимый беспокойством и бездельем — ибо сколотил себе состояние, способное удовлетворить мои запросы, — я занялся картами и преуспел настолько, что не каждый шулер рисковал садиться со мной за зеленое сукно. Однако и богатство не принесло мне встречи с женщиной. Их было много, но все они оставались чужими. Мне нужна была одна, единственная в мире! Сердце мое билось от предчувствия свидания, но глаза и руки оставались пустыми. Моя мечта выросла вместе со мной, и я не мог наити ее воплощения в тех, с кем сталкивала меня судьба.

И вот тогда я услышал, о ведьме и пришел к ней.

— Скажи, Блонделен, нельзя ли везенье в картах обменять на удачу в любви? — обратился я к ней. — Если верить молве, эти вещи как-то связаны.

— Дурак, — ответила она. — Любовь — это та же самая игра. Только ты закрываешь глаза и ищешь самого себя в своем идеале!

Я было собрался обидеться на грубость и уйти, но мысль ее показалась не столь уж простой… Какая-то древняя мудрость звучала в словах старухи.

Из тяжких раздумий меня вывело ее прикосновение.

— Капитан! — шептала она. — Ты и впрямь удачлив, если мне захотелось тебе помочь. Послушай, не отказывайся от карт — и я тебе сосватаю даму червей.

— Ты что же, можешь превращать карты в людей? — спросил я, озадаченный. — Или оживлять их?

— Они и так живые! — рассмеялась Блонделен и вытащила из-под фартука колоду.

Дрожь охватила меня, когда я увидел, что лица на картах улыбаются мне и подмигивают. Может, отблески огня из камина создавали это впечатление, не знаю, но в тот момент все, до чего касались пальцы ведьмы, исполнялось каким-то неведомым духом.

— Вытягивай карту, — произнес хриплый голос прямо над моим ухом.

Я протянул руку к колоде. Выпала дама червей.

— Дама червей! — Блонделен захлопала в ладони, как ребенок. — Ну не говорила ли я тебе, что ты везуч и всегда с полным ветром в парусах?!

Прекрасное лицо, изображенное на карте, глядело на меня с тайной грустью и ожиданием. Стоит ли говорить, что внешность дамы червей как в зеркале отразила женщину-грезу, давно нарисованную моим воображением. Я испугался и сделал последнее усилие, чтобы вырваться из-под власти ведьминых чар.

— Ты предлагаешь мне карточную даму? Даму, которая доступна каждому, кто до нее дотронется? Не лучше ли мне заплатить одной из ночных фиалок, что ловят моряков на набережной, чем связывать судьбу с подобной женщиной?

Глаза Блонделен потемнели, как небо перед бурей.

— Сынок, не спеши оскорблять даму. Попробуй-ка прежде завоевать ее любовь, — может, она будет такой, как ты хочешь. Она не просто доступна. В ней больше женского, чем в любой из тех, кого ты встречаешь в жизни. Она способна принять тебя, она может отдать себя в жертву твоему идеалу.

Больше я не смел возражать Блонделен. Нет, не слова ее убедили меня, но голос. Она будто превратилась в звучащую арфу, или в ней пробудилось дикое животное, подобное пантере, напоминающей ночь тоскливым воем. Каждая клеточка моего тела откликнулась на этот водопад странных звуков, и я согласно кивнул.

Вечером следующего дня разразилась непогода, в море бушевал шторм, почти тропический ливень низвергался с небес, и, промокнув от мачт до киля, я едва добрался до жилища Блонделен. Там звучала тихая музыка. В тусклом свете камина мелькали фигуры, как на карнавале облаченные в странные костюмы. Я видел золотые отблески на коронах, страусовые перья с крупными бриллиантами на тюрбанах, доспехи рыцарей и шелковые наряды дам. Хотя лица собравшихся были открыты, все они казались под масками из-за странно одинакового выражения. Их улыбки не выражали ни тепла, ни холода, ни симпатии, ни отчуждения. Они были совершенно бесчувственны.

Вот толпа раздвинулась, пропуская Блонделен. Она протянула мне костюм.

— Ты должен облачиться в червонного валета, чтобы иметь право обвенчаться с карточной дамой.

Я повиновался — и вот перед очагом с раскаленными углями четыре короля благословили мой союз с женщиной, явившейся неизвестно откуда и ставшей на колени рядом со мной. С тревогой я оборотился к невесте — и, как в море, упал в исполненные болью, тоской и одиночеством глаза ее. Среди бездушной толпы карточных теней, словно среди пустыни, этот горький источник жизни, влага которого кровавилась отблесками камина, показался мне слаще всех родников мира. И столь же безумен был порыв моей невесты ко мне. Но нет, не восторженный возглас вырвался из ее уст, когда я прильнул к ним. Стон загнанного зверя, который в отчаянном прыжке все же достиг своего логова, безудержные рыдания победителя, обнаружившего у себя смертельную рану. Не знаю, сколько дней длился свадебный пир, — окна в комнатах были завешены и ночь царила на пиру вместе с тлеющими углями. Шелестящие фигуры гостей бесконечной вереницей неслись в фантастическом танце, который не имел названия. Безостановочное движение их пьянило, как вино, и в то же время незримой картиной затягивало сердце — и оно билось все глуше и глуше. Я и моя невеста сидели во главе стола в золоченых креслах, и к ногам нашим из рук толпы низвергался поток бордовых роз. Но то был не дар весны, венчающий рождение любви. Густым осенним ароматом, несущим горечь прощанья, веяло от этих цветов. И может, потому голоса гостей звучали еле слышно, порой переходя в шепот и напоминая шуршание сухих листьев. Ведьма сидела неподвижно у огня, и только струйка дыма из ее трубки свидетельствовала, что она жива. Против нее скрючившись застыл юноша с густыми черными волосами. Среди великолепия нарядов, поражавших воображение, он единственный не мог ничем похвалиться. Тело его окутывала колеблющаяся синеватая ткань, подобная густым кольцам дыма. Ослепительно белые зубы обнажала недобрая усмешка, не выражавшая ничего человеческого.