Лабиринт для Минотавра - [40]

Кроме Красных колец оптические умножители позволяли рассмотреть машины примаров. Сами примары собирали скопившийся за время штурма и освоения Венеры космический мусор удачно севших и благополучно отработавших положенный срок автоматических исследовательских станций, неудачно севших и даже не включившихся роботов-разведчиков, а также корабли экспедиций, чьи экипажи либо погибли при посадке, либо сгинули в Черных песках, пытаясь провести первичную картографию этого ада. Зачем все эти останки нужны примарам, Минотавр не знал и знать не желал. Главное, чтобы они не приближались к фабрикам. В нем по-прежнему не иссякала надежда: их еще можно наладить и перезапустить цикл терраформовки.

Иногда ему казалось, будто примары пробрались на Лапуту, занимаясь на облачном острове тем же, чем на поверхности планетоида, – сбором нужной и ненужной (по их мнению) рухляди. Этого, конечно же, Минотавр допустить не мог, а потому следил за лабиринтом Лапуты и пытался отыскать через систему внутреннего слежения наглых технопадальщиков. Порой ему казалось, будто видит их группами и по одиночке – чаще всего отпрыска в древнем оранжевом скафандре, но они тут же исчезали из поля зрения, потому что знали лабиринт лучше Минотавра. Все это его чрезвычайно разъяривало.

Будь на месте Минотавра кто-то другой, вряд ли бы он нацедил хоть каплю смысла в подобном времяпрепровождении, в каком пребывало чудовище, когда не рыскало по лабиринту. Но плечи Минотавра отягощала огромная рогатая башка с выпирающим рылом-респиратором, а тело обтягивал слой крепчайшей шкуры – экзоскелета – от копытистых раструбов ступней до набыченной холки. Минотавр сидел и смотрел. Неподвижно. Неотрывно. Стиснув упакованные в трехпалые перчатки кулачища. Еле умещаясь в командном седалище, до его появления пустовавшем столь долго, что в эпителии возникли кровоточащие пролежни. Наклонившись вперед так, будто готовясь сорваться с места и головой нырнуть в шар Венеры, что вращалась перед ним гипнотизирующей облачной каплей. Так, может, в этом и заключалось все дело? В магнетическом воздействии планетоида? Сам по себе тот не обладал хоть сколь заметным магнитным полем, но воздействовал на Минотавра ровно так, как пролетающая мошка на оголодавшую лягушку.

Минотавр нес вахту один. Ведь на Лапуте не осталось никого, кто мог его подменить – ненадолго, на то жалкое время, что требовалось могучему организму на восстановление сил и бодрости погружением в бездну сна, переполненную видениями. Чудовище порой не поднималось с рассиженного командного седалища целыми оборотами, взирая на Венеру столь пристально, что постороннему могло показаться, будто он и есть та сила, что движет планетоид и светила. Только самый внимательный мог бы заметить, как бессменная вахта Минотавра сопровождалась постепенным уменьшением на поверхности планетоида Красных колец. Казалось, они не выносили взгляда выкаченных буркал, постепенно бледнели, выцветали и гасли. Чем дольше и пристальнее взирал Минотавр на Венеру, тем чище становилась поверхность.

– Ты опять здесь, – раздался за его спиной голос. Минотавр не удосужился обернуться. Что такое чей-то голос по сравнению с тем, что оставалось сделать. – Ты явился довершить то, от чего тебя отвратили?

Если говоривший дожидался ответа, то напрасно. Минотавр лишь резче задышал, и воздух с почти звериным рыканьем устремился сквозь дыхательные щели в маске. Поскольку термостаты опустевшего небесного острова перешли на режим консервации, то с каждым циклом температура опускалась ниже и ниже, отчего казалось, будто из ноздрей чудища вырывается дым.

Тем не менее тот, кто желал оторвать Минотавра от работы, шагнул к экрану и встал рядом с вращающимся изображением Венеры – почти квадратный, с бугристым черепом, в заиндевевшей форме с оторванными шевронами.

– Она все же попыталась от меня избавиться, – объяснил пришедший. – Но лежать в морозильной камере, дожидаясь Феодоровского процесса, – не самое приятное занятие, доложу тебе по старой дружбе. Поэтому я сбежал из Океана Манеева… Непростая задача. Какие только миры довелось увидеть, прежде чем сквозь их лабиринт добрался сюда. Не будь у меня путеводной нити ненависти, Минотавр, я бы сгинул в закоулках сознания сумасшедшего бога… Ты ведь об этом ведаешь, демиург? Он должен был поделиться этим с тобой?! Своим безумием… Впрочем, неважно… Мне кажется, ее гложет вина за содеянное с тобой. В оправдание могу лишь напомнить – что такое ткач? Не демиург, конечно же. Куда до тебя. Но все же гипостазис локального действия, облеченный властью группой возвращенных. Воплощенное волеизъявление. Равно как и демиург проекта есть его гипостазис в физической проекции. Уж извини, приходится повторять записанные на воде истины. Мне же, Бруту-Фесею, никогда не подняться выше статута о заговорщиках. Признаю. Не скрою, меня угнетала необходимость пребывать на вторых ролях. Быть в тени великого проекта – терраформовки Венеры! Но, успокаивал я себя, если нужны демиурги и гипостазисы в нашем насквозь материальном мироздании, то необходимы и такие, как я – антидемиург и антигипостазис… Я – Иов, обвинитель всего и вся! Я тот, кому дано право призывать на суд даже демиурга, будь он хоть Минотавром, ибо мне это обещано в скитаниях по лабиринту безумия бога… Ты знаешь, о демиург, что такое – безумие бога?!