Лабиринт для Минотавра - [20]

– Вы захотели, и я появился – ваш лоцман в пределах Санаториума, – добавил Вергилий. – Если может быть божественная комедия, то почему не быть божественному шуту? Вы время даром не теряли. – Он кивнул на разобранный игрушечный «Циклоп», лежащий на столе в таком виде, словно Телониус готовился устроить ему генеральную починку. – Что есть игра, как не творение новых, небывалых миров по установленным правилам?

Заметив, что Телониус собирается возразить, Вергилий умиротворяюще поднял руки:

– Да, да, да, я прекрасно отдаю себе отчет – вы взрослый, самостоятельный и, невзирая на привходящие обстоятельства, вполне способны позаботиться о себе. Более того – возможно, не нуждаетесь в лоцмане, вовсе не собираетесь тратить здесь время, твердо решив побыстрее отправиться восвояси и не злоупотреблять нашим гостеприимством. – Речь Вергилия лилась настолько широко и свободно, что Телониус не находил в ней ни единого островка. Не за что уцепиться, чтобы бросить ракушку ответной реплики. Пришлось дослушать вдохновенное речение до того, как иссякнет полноводный источник, и произнести:

– Где выход?

Смиренным ответом подопечный ухитрился выразить, что готов принять Вергилия как лоцмана, но сохраняет право на стремление к свободе. Вергилий, не ожидавший подобного, слегка поперхнулся, но тут же широко улыбнулся, ткнул пальцем под ноги, где возникло отверстие.

– Часть отсеков Санаториума заполнена водой, часть – газом. Сделано это по рекомендации социопсихологов, полагающих, что именно такая конструкция обеспечит лучшую адаптацию возвращенных, – пояснил Вергилий. – Поэтому небольшое наставление – если не находите выход в стене, ищите в полу, вполне вероятно, он скрывается за неприметным люком дренажной системы. Только хочу предупредить – Санаториум сродни лабиринту, в нем очень легко заплутать. Кое-где протянуты направляющие нити, но лучше держитесь меня. Я – ваша самая надежная нить, Телониус. Ну, готовы? – Вергилий протянул руку, предлагая ухватиться за нее, как отпрыску, сделал шаг и без всплеска погрузился в воду.

Телониус последовал за ним. Он было решил, что за время, проведенное на Венере, утратил навыки столь архаичного способа передвижения, но руки и ноги двигались нужным образом. Телониус сделал несколько мощных гребков, осмотрелся, выискивая Вергилия. Тот ожидал его, ухватившись за страховочную скобу одной рукой, а другой делая непонятный жест. Телониус сразу не понял, и лишь взглянув на демонстративно широко открытый рот лоцмана, сообразил: Вергилий предлагал ему дышать.

Телониус колебался, но все же последовал совету, пережив мгновение неудобства – перенасыщенная кислородом жидкость заполнила легкие, и пришлось сделать несколько энергичных вдохов-выдохов, изгоняя последние следы асфиксии.

Это действительно лабиринт – хаотическая череда затопленных и сухих отсеков, похожих на медные анклавы. Он и сам явился из такого, только эти гораздо большие и в основном пустые если не считать направляющие нити. Однако Телониус так и не воспользовался ими, следуя собственной живой нити – Вергилию.

Ловко двигая руками и ногами, Вергилий плыл, поглядывая назад, убеждаясь, что Минотавр не отстает. Казалось, что с каждым гребком они уменьшаются, скукоживаются, а емкость с водой стремительно расширяется, наполняется светом, бьющим из многочисленных источников. Они пронзали толщу воды почти осязаемыми ослепительными колоннами. Минотавр собирался спросить Вергилия о цели путешествия, но тот вдруг остановился.

«Там, внизу», – показал Вергилий.

Минотавр присмотрелся и увидел уйму дрожащих пузырей, такие оставляют озерные пауки, заманивая в сети добычу.

«Что это? – сделал жест Минотавр. – Посмотрим ближе?»

«Если хотите». – Вергилий завершил череду жестов непонятным движением, повторил его, и лишь когда губы его растянулись в улыбке, Минотавр сообразил – так обозначается смех.

Больше всего увиденное походило на каких-то животных, из середины живота тянулся шнур, соединяющий их с ворсистой оболочкой сфер, внутри этих сфер они спали. Белесые тела, прорези жабр, хвосты. Их можно было назвать головастиками, если бы не размеры и не диковинный шнур.

«Что это?» – повторил жест Минотавр, но Вергилий не ответил.

4. Судилище

Только когда они выбрались через мембрану в сухой отсек и избавили легкие от воды, Вергилий сказал:

– Так выглядят перед возвращением.

– Но они не походят на нас!

– Возвращение не есть рождение, – заметил Вергилий. – Его нельзя назвать в полной мере биологическим процессом, в нем больше физики, сохранения информации и энергии. Е равно пси цэ квадрат. Ничто в мироздании не исчезает бесследно – ни материя, ни разум, они переливаются из одной формы в другую.

– Зачем? – Минотавр встал под тепловой душ, ощущая, как потоки воздуха высушивают капли воды с кожи.

– Не понимаю вопроса, – признался Вергилий. – Поясните.

– Зачем возвращать тех, кто умер? Разве не в том смысл развития – на смену умершим приходят новые и новые поколения? Зачем тащить со свалки стол, если можно сделать новый?

– Хм, любопытное сравнение, особенно если учесть, кто его высказывает… – пробормотал про себя Вергилий. – Вы недовольны возвращением, Минотавр? Предпочли остаться в небытии, в которое канули волею случая, в расцвете, на пути к достижению цели всей вашей жизни? Поймите правильно, в силу определенных обстоятельств и правил Санаториума я не располагаю исчерпывающей информацией о возвращенных. Неэтично, если бы мне пришлось скрывать от вас подробности вашей биографии. Но, как подсказывает мой опыт, возвращенные еще никогда не протестовали против новой жизни. Что же касается вопроса – в чем цель Феодоровского процесса, то ответ на него заключается в личности. Все мы личности, то есть неповторимые и уникальные по совокупности внутренних и внешних характеристик существа. И потеря каждой – невосполнимый ущерб для мироздания, разве не так? Сюда, пожалуйста, – показал Вергилий на нужное ответвление коридора. – А представьте, если цивилизация в целом есть смертная сущность, то сколько бы терялось из того, что иному разуму удалось накопить за время своего существования! Уверен, когда-нибудь мы научимся улавливать иные сущности мироздания, жившие за эоны до нас, возвращая если не самих тех существ, то, по крайней мере, их достижения в восхождении к вершинам разума.