Лабиринт для Минотавра - [19]

И тут его осенило. Как до сих пор не приходило это в голову!

Время!

Время, которое он пребывал по ту сторону жизни!

Сколько минуло с той поры?

Телониус обошел кубрик, но не отыскал ни единой клепсидры. Пусто. Будто кто-то заранее позаботился лишить возвращенцев каких-либо временных ориентиров. Тогда он, получив не то чтобы оправдание, но объяснение поступку подобного рода, тщательно обыскал стоящие около кроватей емкости для вещей. Впрочем, столь же безрезультатно – все они оказались почти пусты, словно Телониус – первый и последний возвращенец во всем Санаториуме. Все чисто и пусто, что разительно отличалось от кубриков, в которых проживали возвращенцы на… на… Лапуте! Пара вещей все же нашлась – ящичек со смехом, их таскают с собой экспедиционные партии, чтобы в конце цикла, когда сил не остается даже на самую обезвоженную шутку, открыть нелепое устройство и выпустить из него волны смеха – искусственного, синтезированного, с шуршанием и лязгом. Необходимый эффект был, так как голодающий не привередничает над миской сырой хлореллы. А еще обнаружилась модель десантного модуля «Циклоп». Он, судя по всему, оказался в любознательных, но безжалостных руках, скорее всего отпрыска, изломавшего игрушку до степени, будто она и в самом деле побывала в тяжелейшей посадочной передряге. Казалось, эти вещи не имеют к Телониусу никакого отношения, но пока он их разглядывал и ощупывал, нечто колыхнулось в памяти. Подобные модули входили в игрушечный набор «Покори планетоид», где кроме кораблей имелись: рельефная карта поверхности и набор самодвижущихся фигурок. С их помощью и предстояло завоевать планетоид, то есть развернуть базу, оборудовать космодром, провести первичную разведку полезных ископаемых, принять вторую волну освоения. Найдись такая игра здесь, он бы не отказался в нее сыграть.

Воспоминание накатило легко и как бы между делом – Телониусу не пришлось напрягать ни единой мыслительной мышцы. Перед внутренним взором всплыли слегка размытые очертания небесного острова, дрейфующего в атмосфере Венеры огромным пузырем, и к острову он, Телониус, имел весьма важное отношение.

Тут, увы, вновь опустилась непроницаемая завеса забвения, но она не вызывала ни отчаяния, ни злобы, лишь досаду, заминку. Телониус прекратил обыск, вглядываясь в мысленную картину иных кубриков – не только обжитых, но и, можно сказать, обжитых с лихвой, переполненных метами неряшливого общежития, придававших им сродство с мусорными емкостями, опорожнявшимися лишь тогда, когда масса отходов достигала критической. В тех кубриках Телониус был незваным гостем, а когда там появлялся, то не считал нужным делать какие-либо замечания, в отличие от Брута…

Брут!

Тело, словно собранное из шаров различных объемов. Как те клайменоли, что выстукивали его напоминаниями дышать, двигаться, смотреть, слушать. Шар – голова. Шар – левый бицепс, шар – правый бицепс. Глаза – шары поменьше. И нечто связано у Телониуса с Брутом, неприятное, в обрывочных мысленных картинах он хватает его за шевроны на куртке и отрывает их.

– Почему ты меня предал, Брут? Ты, кого я сотворил… – Телониус сжимал в кулаке шеврон, на нем выцветала надпись «ТФ Венера», обнажая грубую строчку основы, читаемой «ИО», ничего не обозначающей в мироздании.

– Каждое творение имеет право восстать против тирании творца, – ответил Брут, – разве не о том говорит благовесть?

– Я не понимаю, Брут, ведь ты был одним из первых… ты был лучший!

Рябь воспоминаний складывалась, но, как понял Телониус, в обратном порядке, хотя имелось досадное, а может – как знать? – щадящее исключение.

Он не мог восстановить обстоятельства собственной смерти. Лишь некие тени проплывали по мысленному экрану, какие-то багровые кольца, пылающие пятерни, то ли приветливо, то ли угрожающе помахивающие из пределов забытья, дырчатые кубики. Смутные детали отказывались сливаться во вразумительное и логически последовательное течение. Парадокс? Но возвращенного интересовала не жизнь новообретенная, а событие, вырвавшее его из мира первоживущих и низвергнувшее в возвращенца.

3. Вергилий

– Это скоро пройдет, – пообещали ему. Телониус резко повернулся туда, откуда излился мягкий голос внезапного гостя, несомненно сотрудника Санаториума, хотя облекал его не форменный комбинезон, а свободная хламида, скрывающая подробности тела. Лишь голова выставлена напоказ, полированная до блеска от макушки до скошенного назад подбородка.

– Я о вашей памяти, возвращенный Телониус. Это моя благая весть для вас, демиург. Ничто не теряется в мироздании, даже у светил своя память, она навсегда переживает их. Так и ваши воспоминания – блуждают по лабиринту мироздания, благо оно у нас небольшое… Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу! Говоря откровенно, мы имеем некий набор средств, сокращающих период посттравматической амнезии, но предпочитаем естественное наполнение сосуда памяти. Только так болезненный процесс обретения былого Я происходит наиболее щадящим образом.

– Кто вы? – буркнул Телониус.

– О, мы с вами хорошо знакомы, Телониус. Я был вашими клайменолями, теперь же меня зовут Вергилий, – представился возникший ниоткуда в хламиде, Телониус так и не обнаружил в кубрике ни единого отверстия. Лишь гладкие желтоватые стены повсюду. Зато сонм клайменолей, к ним он привык настолько, что не обращал внимания, привычно подчиняясь командам, действительно исчез, растворился, а может, если Вергилий не шутил, и впрямь слился в него.