«Ла»-охотник. В небе Донбасса - [33]

– Надеюсь, мой там и оставят, – буркнул Виктор. – Я на эту баржу больше не сяду!

Шубин хмыкнул, недовольство Саблина новым «Яком» он уже выслушивал, и не раз.

– Зато «Хейнкеля» сбил, – рассудительно сказал он, – а вот получилось бы такое с обычной пушкой?

– Уж лучше с обычной, чем это…

Шубин не ответил. Он неожиданно сменил тему.

– Что вы там за херню во вчерашних рапортах понаписали тута?

– Мы про сбитых немцев писали, – настороженно протянул Виктор. – Про «Фоккеров» двухмоторных.

– «Фоккеров», – передразнил Шубин, – вы чем смотрели тута? Видал я сегодня этих «Фоккеров», это «Хеншели» – немецкие штурмовики.

Виктор пожал плечами. Ему было безразлично правильное наименование сбитого вчера самолета.

– Не нравится мне твой вид, – сказал вдруг комполка, – зеленый какой-то. Вот что, Витька, иди-ка ты к себе. Отлежись, отоспись, бабу свою тута потискай. Отдохни, в общем…

…Письмо он увидел утром. Вчера вечером, обласканный Майей, Саблин уснул довольно быстро, девушка ничего про известие от жены не говорила, а он и не обратил внимания. Поэтому, обнаружив бумажный, украшенный штампами прямоугольный конверт на сделанном из патронных ящиков столе, сильно удивился. Почерк на адресе был незнакомым, да и обратный адрес тоже. Но письмо было из Саратовской области, а значит, имело отношение к жене. Читать письмо при спящей рядом любовнице почему-то показалось постыдно, и он, одевшись, вышел на улицу.

Солнце только-только надумало подниматься из-за горизонта, и на земле царил полумрак. Аэродром все еще спал, спали оккупировавшие узкую посадку истребительный полк и БАО. Спали, забившись в душные палатки и тесные землянки. Спали под самолетами, на чехлах. Спали прямо на земле, подстелив шинели и положив под голову пилотки. Виктор в этом плане жил, словно арабский шейх: у него были поистине роскошные апартаменты – своя землянка. И пусть она была малюсенькая, где-то два на два, и низенькая, зато в ней помещалась кровать и стол. А кровати, само собой, хватало еще и на Майю…

– Вот ты где. – Пока Виктор возился с конвертом, проснулась и девушка. Она опасливо выглянула из землянки и, убедившись, что вокруг никого, выбралась наружу. Из одежды на ней было только нижнее белье. – А, письмо нашел? Я забыла вчера сказать…

Она принялась умываться, поливая воду из фляги. Потом озабоченно оглядела Виктора.

– Мне в караул сегодня, – с грустью сказала она. – А я не хочу. Прикажи там, хорошо?

– Я не буду этого делать, – возмутился он. – Ты не должна и ничем не будешь отличаться от других моих подчиненных. Или ты хочешь, чтобы командир эскадрильи пошел к вашему старшине утрясать этот вопрос? Этого не будет ни-когда.

– Командир эскадрильи, – фыркнула она, – смотри не лопни… И вообще, что здесь такого? Лешка вон сказал, и Ольку уже никуда не ставят.

– Мне нет дела до поведения Соломина, – отрезал Виктор, – он не в моей эскадрилье.

– Моей… эскадрилье… – фыркнула Майя. – А сам даже приказать боишься…

– Эскадрильей командую я, а не ты, – огрызнулся он. – И под твою дудку в ней ничего делаться не будет.

– Какие мы принципиальные, – девушка нырнула в землянку и вернулась уже одетая. – А если я тоже стану в позу?

– Снимай трусы и становись. – Разговор, да и сама Майя уже стали раздражать.

Она метнула на него полный злобы взгляд. Сейчас девушка очень сильно напоминала готовую к атаке змею.

– Я тебе что, – угрожающе зашипела она, – проститутка какая-то? Да ты сам у меня в позу станешь! Ты гляди…

– Красноармеец Бирюкова, – устало бросил Виктор, – вы забываетесь.

– Я? Забываюсь? – Майя задохнулась от злости. – Знаешь что? – Что именно он должен знать, она не сказала и вновь скрылась в глубине землянки. Виктор же решил, что вместо ругани лучше заняться письмом. Примириться с Майей можно будет и позже.

Из конверта выпало два листа: один обычный, тетрадный, наполовину исписанный, а второй оказался серой казенной справкой с синим оттиском «копия». Он взял справку, но прочесть сразу не смог, буквы, и без того едва различимые в полумраке, почему-то стали расплываться. Потом долго, раз за разом перечитывал письмо, пытаясь в сумбуре слов уловить смысл. Почерк был странный, незнакомый. Писал ему человек, которого он никогда не видел и скорее всего не увидит, но который для Виктора был родней. Писала теща. Писала, что жены у него больше нет. Во время авианалета Нина спешила в бомбоубежище, и неподалеку разорвалась бомба…

– Убило осколком, – прошептал он, – убило осколком.

Виктор сидел, словно в ступоре, повторяя раз за разом эти слова. У него была жена, был еще не рожденный ребенок, а теперь не осталось никого. Он снова остался один-одинешенек в этом мире. Потом навалилась тоска и горечь чудовищной, несправедливой обиды. Обиды на мир, который позволил такое. Почему умерла его жена? За что?!

– Я требую, чтобы ты извинился, – Майя появилась на пороге, и глаза ее нехорошо блестели, – и чтобы я не ходила в караул. Никогда…

– Пошла вон, – равнодушно ответил он.

Она захлопала глазами, потом лицо девушки приобрело свекольный оттенок.

– Что? – зашипела она. – Что ты сказал? Ах ты, козел! Скотина похотливая. Да ты себя в зеркале давно видел? Урод! На коленях ко мне приползешь…