Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987) - [148]

О даче вы пишете, что Суд не принял дела. Это меня и порадовало и удивило.

Люшино письмо не столь оптимистично.

496. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

24/X 81. Москва.

Дорогой Алексей Иванович.

Вы пишете, что Люша смотрит на наши дачные дела более пессимистичным взглядом, нежели я. Да нет, я тоже не обольщаюсь. Но, как говорится, «на сегодняшний день» Литфонд встречается с большими трудностями, чем ожидалось. Уже дважды суд не принял дела к рассмотрению. Возникают юридические сложности. Дачи Литфонда приравнены законом не к ведомственным (т. е. государственным) домам, а к кооперативным. Если же арендатор (в данном случае — мы с Люшей) выплатили весь пай, то выселять его так же незаконно, как жильца кооперативной квартиры, выплатившего свой. Мы уже давно оплатили эту дачу раза в 4 сверх ее стоимости — не говорю уж, что сами, на свой счет, перекрыли крышу (400 р.), что обязан был сделать вместо нас собственник, т. е. Литфонд. Эх, Алексей Иванович, была бы я моложе и здоровее, я сама подала бы в суд на Литфонд: мы-то свои обязанности арендующих исполняем, а они — обязанности сдающих в аренду — нет. Штукатурка сыплется, лестница вот-вот рухнет, балконы сгнили — а мы все платим и платим и платим — разве это законно? Они прислали хамскую бумагу, что в нашей даче поселится некий писатель-фронтовик. Да война окончилась 35 лет назад — что же это Литфонд, богатейшая организация, не построил за это время дачи писателям-фронтовикам? Сыновья К. И. от войны не прятались; Боба погиб — неужели за то отдал жизнь, чтоб нас теперь выселяли?

Видели бы Вы, с каким благоговением входят в этот дом донецкие шахтеры — снимая шапки и башмаки, поднимаясь по лестнице на цыпочках. Один педагог, директор детского дома, узнав от Клары Израилевны, что нас выселяют — т. е., что музея этого не будет, — заплакал. Один неизвестный мне человек при мне поцеловал косяк двери. Своими детскими книгами К. И. стал истинно народным писателем, и надо демонстрировать полное неуважение к общественному мнению (не говорю уж картинам, книгам, фотографиям, рукописям), чтобы разрушать рабочие комнаты К. И.

А как быть суду с решением Президиума Союза Писателей 1973 г. о создании в этом доме музея? Оно опубликовано в газете и никем не отменено. А как быть с решением Общества Охраны Памятников Старины, постановившим взять дом под охрану?

А 9 тетрадей с записями 27-ми тысяч посетителей?

Нет, судом, т. е. законом, правом тут не возьмешь, проиграешь. Поэтому я жду какого-нибудь беззаконного действия.

_____________________

Насчет книги об М. П. — я ее действительно кончила, но, думаю, месяца через 2 снова за нее возьмусь: не нравится она мне.

А пока хочу привести в порядок запись о моей встрече в Чистополе с Цветаевой.

Я хочу, чтобы история с дачей меня ни на минуту не остановила.

497. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

9/XI 81.

Дорогой Алексей Иванович! Спасибо Вам, милый друг, за память, за телеграмму 28-го.

А сейчас пишу Вам по делу. На 99 % уверена — зря, ничего этого не будет, но т. к. 1 % все же существует — хочу Вас в одно проблематическое дело посвятить.

Усилиями людей совершенно посторонних и даже незнакомых нам, но любящих К. И. — Союз Писателей принял решение повесить доску на доме в Ленинграде, где К. И. жил безвыездно 20 лет.

Об этом сообщили мне наши благожелатели вчера. Им объявил о принятом решении Председатель Комиссии по увековечению памяти писателей — Владимир Соломонович Бахтин. Знаете Вы его? Я — нет.

На вопрос наших благожелателей, кого из родных они думают пригласить, ответ был: «Марину Николаевну, мы с ней знакомы». Ну, как говорится, все ясно. Обо мне и думать нечего (меня вообще нет); единственную законную наследницу они тоже уже не взлюбили. Им невестка сподручнее. Ну и пусть. Ни за каким фигурированием ни я, ни Люша не гонимся. Невестка — пусть невестка.

Но вот что меня тревожит: место и текст.

У дома К. И., где он прожил 20 лет (1918–1938), почтовый адрес был: Кирочная 7, кв. 6. Но к квартире К. И. этот адрес отношения не имеет. Ни подъезд, по которому мы ходили, ни окна квартиры — ничто — не на Кирочной. Ходили со стороны Манежного переулка (Манежный 6, кв. 6) — вот там и нужна доска. (Дом выходит еще и в Церковный пер., но это тоже не годится.) Только возле парадной дома Манежный, 6, должна висеть доска.

И второе, главнейшее: текст. К. И. не выносил бюрократической формы: «Чуковский К. И.». Не выносил и никакого «И.». См. его Собр. Сочинений (при жизни!)

Корней Чуковский

Он всегда боролся за это имя, настаивал на этом имени. Так и на его памятнике на могиле. Иногда он подписывал свои статьи К. Чуковский, но никогда не К. И. (Так же, как Ахматова не выносила А. А. Ахматова. И вот мы дожили: Ахматова А. А.)

Текст должен быть таков:

       С 1918 по 1938 год

     здесь жил и работал

писатель Корней Чуковский

           (1882–1969)

Можно отдать слово писатель, можно отдать и работал, но нельзя

Корней Чуковский

и допустить любое место, кроме как у двери парадного хода с Манежного пер. 6.

Вы спросите: к чему я пишу это Вам? Совершенно на всякий случай. Вернее всего, никакой доски не будет. А если будет — то открытие казенное, т. е. с подставными лицами вместо родных и друзей. Но — чем черт не шутит. А вдруг Вы знакомы с этим Владимиром Соломоновичем? А вдруг он не сволочь и не дурак и даже догадается