L - [7]

2

Впервые решение было таким нелегким. Раньше в своих отношениях я всегда доходила до той грани, когда расставание кажется совершенно логичным и естественным, когда проходят все чувства, когда теряется любой смысл быть вместе.

Но на этот раз все было не так. Как уместить в голове столь противоречивые доводы? Да, я люблю этого человека. Да, я бы не хотела быть ни с кем другим.

Но! И после этого «но» какая-то часть души, блуждающая жестким комком в глубине тела, где-то между грудью и горлом, сжимается и не дает выдохнуть. Но. Я хочу уйти. Я хочу никогда больше не видеть ее. Я не могу больше. Что это? Как разобраться в себе? Прежде, чем принять решение, я хочу понять — почему? Какие причины? Это чувство — как давление ультразвука на барабанные перепонки — неслышно, но — вот, смотри же — кровь течет из ушей. Напряжение.

Такие близкие еще полчаса назад, мы моментально оказываемся на расстоянии многих световых лет друг от друга. Любая искра сразу же приводит к мощному взрыву, каждая фраза может оказаться поводом, зеленой сигнальной ракетой, оповещающей о начале атаки. Чувствую себя не атакующей. Наоборот. И мои защитные укрепления слабы. Я почти безропотно сдаю позиции, как новичок в шахматной партии с опытным гроссмейстером.

В голове безостановочно идет внутренний диалог, в котором я спорю, объясняю, пытаюсь найти компромисс, защищаюсь, уклоняюсь. Безмолвная война, игра теней в пустом театре. Но, по законам любой войны, рано или поздно наступает истощение. Одни и те же взаимные упреки. Сначала высказываемые, теперь плавающие в ведре молчания, как утопленные котята.

Было бы неплохо стать одной из тех спокойных и уравновешенных человеческих особей, для которых поводом к внутренним конфликтам может являться только что-то настолько явное, насколько может быть явным поезд, несущийся на тебя, к рельсам привязанную, гудящий во всю мощь. Но у меня нет волшебной палочки, при взмахе которой я бы утратила всю свою «патологическую гиперчувствительность», как Женька называет мою реакцию на окружающий мир. Ссориться — не выход, не обращать внимание на настроение близкого человека я не умею, во время конфликтов совершенно теряю способность к сосредоточению, все обыденные дела превращаются в суетливые попытки, в пародию на деятельность.

Я теряю себя, качаясь на дурацких скрипучих качелях: туда — сюда. Молчание — взрыв, уступка — сопротивление, счастье — отчаяние. Может быть, она ждала от меня какого-то шага навстречу, какого-то возражения, нежелания расходиться? Я сама, зачастую, могла сказать что-то только для того, чтобы услышать опровержение, горячее возражение. Может быть, дело во мне?

Это как перемолчать всего лишь одну секунду, одну-единственную секунду…

Как жена, опоздавшая на семейное торжество по поводу, ну, пускай, семилетия супружества (семь — кризис, напророченный занудами-психологами) на полушутливым тоном заданный, но со скрытой, выявляющейся только к концу фразы, угрозой вопрос мужа: «Слушай, а почему ты так поздно, уж не изменяешь ли мне, дорогая?» замешкаться с ответом, сочтя и ответ-то сам нелепым, уж до того абсурден вопрос (опоздала, спешила, очередь у парикмахера, потом в ювелирный, забирать заказ, любовно выбранный в итальянском каталоге портсигар, да еще гравировка, да пробка на обратном пути, а мобильный сел минуты за три до внезапного затора, и гроза, первая в этом году, так некстати все, так некстати, но ведь семь лет уже вместе, и не как многие, давно превратившиеся в мебель друг для друга, а любя, любя…), и улыбнуться, поднять глаза, а он почему-то смотрит в стену и мимо, и так сдавленно: «И я тебе…»

— Что? — и вся эта спешащая, праздничная внутренняя волна навстречу — бух! — о стену, сначала — первая секунда: «О чем это он?» потом: «Он мне — что?! Он изменяет мне?»

— У тебя есть другая? — ртом с внезапно исчезнувшим сначала смехом, потом словами, потом и воздухом.

— Да.

Это потом выяснится, что он и не собирался ничего рассказывать в годовщину свадьбы, что он просто выпил сначала с ней, с Той Самой, закатившей, кстати, именно сегодня первую за время их полуромана (можно ли романом назвать встреч десять — пятнадцать?), а прошло всего-то месяца четыре, истерику по поводу жены. Дура-девка.

А еще он шел домой и думал, что пора бы и прекратить эту ненужную, в общем-то, связь, и младше ведь на четырнадцать лет, совсем зеленая девчонка из отдела продаж, и интерес к ней угас уже после второго раза, ну — третьего, и рисковать нет ни малейшего смысла, да это, в общем-то, первая любовница за все время… а жена… Нет, никуда не подевались чувства, ну, конечно же, не так, как в медовый месяц, но семь лет уже, и все в порядке. И люблю ее. Нужно прекращать эту связь дурацкую к чертовой матери, до добра не доведет, ей богу…. А, вдруг, и она тоже? Нет! Она не может! А почему не может? Задерживается периодически, кстати, вот и сегодня… Ее нет уже два часа, телефон не отвечает. Нужно задать ей прямой вопрос, когда придет, застать врасплох. Может быть и ее кто-то не отпускает домой, брр, требует развестись? Нужно будет спросить и все! А пока выпить коньячку. И еще. И еще, ну сколько можно ждать ее? Неужели не позвонить? А вдруг с ней что-нибудь случилось? Лимончик. Еще рюмочку. Так и спрошу, и если отведет глаза, значит — точно. Все они такие, вон Левке его Ленка полгода лапшу на уши вешала про регулярные командировки, пока он этих голубков не встретил в китайском ресторане. Убью, если так. Нет, разведусь без разговоров. О, поворот ключа в замке. Явилась. Я не пьян, просто резко встал, вот и шатнуло.