L - [12]

— Да. Удобно. Привет, — никому не ведомо, какие кульбиты в открытом космосе описало мое внутреннее самообладание, чтобы ответить таким тоном — совершенно спокойным, позитивным, улыбающимся непринужденно и слегка незаинтересованно.

— Рада тебя слышать.

— Как дела? — смех, немного детский, смущенный. — Дурацкий вопрос, не отвечай. Я просто услышала тебя и немного растерялась. Сколько мы не виделись? Миллион? Световых. Наш общий друг, Серега, он, кстати, сейчас у меня гостит и передает тебе огромный привет, рассказал мне вкратце твою героическую жизненную историю.

— И ему от меня огромный, — я не представляла, что именно можно было рассказать обо мне, почему у них мог зайти такой разговор, и что же такого героического в моей жизни? — Я заинтригована.

— Аналогично, — ее голос нес в себе какую-то неопределимую интонацию. Так мог говорить выпивший человек. Или встревоженный. Или радостный. — Давай пообедаем завтра, например, часа в три? Ты не против? Я слишком много говорю, да? А ты все молчишь. Может быть, я, все-таки, не вовремя? У меня к тебе деловой разговор, если ты не возражаешь.

— Нет — нет, ты очень даже вовремя. Давай пообедаем.

— Ура! Значит встречаемся… м-м-м-м-м… тебе удобно на Белорусской?

Дальше мы договорились, где и как, и прочие детали.

Минут пятнадцать я простояла у стеклянной двери, полуоткрытой, на кухню. Я дышала на стекло и рисовала пальцем круг. И, по-моему, я даже ни о чем не думала. Потом жизнь вернулась в мое сознание желанием курить, бежать, плакать, визжать, вопросами «в чем идти?» и «успею ли я покрасить голову и сделать маникюр?», внутренними воплями, что во мне явно лишние пара-тройка килограммов, и на подбородке прыщик, и…

Я ничего не понимала. Ничего. Серега, мой древний приятель, с которым мы не виделись уже года три, несмотря на то, что теперь мы с ним, переехавшим в столицу гораздо раньше, были теми самыми «земляками», которые обычно имеют тенденцию дружить на земле Московской. Я не знала, что они общаются. Не представляла, что именно он мог рассказать обо мне. Я все узнаю завтра… Ночь я практически не спала. Утро и день я провела в маниакальном «приведении себя в порядок». В ресторан я вошла на автопилоте с ничего не выражающим взглядом юного камикадзе за три секунды до попадания собою в цель.

Они уже были на месте. Три человека. Серега, потолстевший до неузнаваемости, но с такой же, как и много лет назад, обаятельной котосьей улыбкой. Кира с неизвестно откуда взявшимися полудлинными волосами, в короткой юбке, в высоких красных сапогах на семисантиметровых, не меньше, каблуках, и приятного вида светловолосая короткостриженая девушка с неуверенно-насмешливым прищуром светло-светло-голубых глаз. Элина, как выяснилось через три секунды. Еще через пять минут я узнала, что Кира с Элиной живут вместе любящей идиллической парой. Еще через десять — мы вели настолько по-московски светскую беседу, что меня стало немного подташнивать от неестественности, от плохо сидящей на лице тонкой восковой благожелательной маски.

Да, забыла одну деталь. Кира — человек публичной профессии. Широко известный в узких кругах. Ей нужен был сценарист. Серега, по-видимому, отрекламировавший меня в лучших традициях дружеского пиара, вызвал неподдельную заинтересованность в моих профессиональных качествах. Вот так, судя по всему. Ни больше, ни меньше.

* * *

Рядом с нашим столиком стоял аквариум, очень удачно подсвеченный фиолетово-розовым. Я смотрела, как две гигантские рыбины, которым, очевидно, было тесно и душно в маленьком ограниченном пространстве, лениво, вальяжно и меланхолично поднимаются вверх, размахивая неоновыми плавниками и хвостами, и так же неторопливо опускаются на причудливо оформленное белоснежными коралловыми игрушками дно.

Внутри меня было пусто и выл ветер. Еще мне хотелось громко крикнуть. Просто: «А!» «Ы!» «ЫЫЫЫЫ!» Еще — стать третьей рыбиной и ни о чем не думать. Я улыбалась. Я кивала и говорила: «Да, это, безусловно, интересно. Да, вы такие молодцы, ребята. (В голосе этакий здоровый позитив — must have нового поколения). Мы все такие молодцы. Так приятно, что наш маленький город… Да, земляки — это сила. Да, сейчас сложно найти людей, умеющих писать грамотно и интересно. Да, я бы с удовольствием, но… Я так занята сейчас. Да, у меня проекты. Да, пишу книгу. Но, в принципе, была бы рада поучаствовать в чем-то необычном. Да, я могу выслать тебе, Кира, на мыло свою прозу. Да, и буду счастлива почитать описание вашей идеи. А, у вас серьезный бизнес-план? Да, со временем, вообще, — жуть. Ага, я всегда знала, что мы все — гении…»

Когда я поворачивала голову, то видела ее лицо, близко — близко, на расстоянии вытянутой руки. Она стала еще красивей, отточенней что ли. Я никогда не видела и не представляла ее в макияже. Непривычно. Ей идет эта стрижка, густые черные волосы, отливающие бронзой, почти до плеч, с длинной, на один глаз челкой. Так, что лоб открыт — высокий, умный, в едва заметных тонких морщинках. И «гусиные лапки» в уголках глаз, когда смеется, уже четкие, из тех, которые уже «не первые морщинки». И на руках — кольца. И розовый, почти невидимый, лак. И глубокий вырез на блузке. Мамочки мои… Красивая жен-щи-на.