Кью - [183]

— И Послание к Ефесянам, 1: 4–6.

Дель Монте вздыхает:

— Понимаю, о чем вы говорите. Я читал «Благодеяние Христа», и судьба брата Бенедетто волнует и меня. Но сейчас установилось слишком хрупкое равновесие, и приходится отдавать этому должное — решать конфликты очень сложно…

Слегка наклоняюсь к нему:

— Так что я оставляю за собой право надеяться, что арест брата Бенедетто не имеет большего отношения к интенсивной войне, сотрясающей сейчас церковь, чем конфликт с лютеранами. В таком случае может больше чем когда-либо потребоваться вмешательство личности, не принадлежащей ни к одной из сторон, чтобы невиновные не стали жертвами сведения счетов, к которым они не имеют ни малейшего отношения.

Он едва заметно кивает:

— Вам удалось уловить самую суть дела. Но уверяю вас, это не так просто, в особенности сейчас, когда Папа болен и в Риме даже в воздухе ощущается, насколько тяжелыми будут переговоры. Для того, кто хочет остаться нейтральным, непросто уйти от конфликта. Любой поступок, даже совершенный из простого милосердия, сегодня будет истолкован как поддержка той или иной стороны. Для того, кто хочет избежать наказания невиновных, единственный способ достичь цели — взывать к милосердию и здравому смыслу Отцов Церкви.

Я прерываю его:

— Поступки, совершенные из простого милосердия, тоже могут многое значить.

Он смотрит на уже затухающее пламя, словно ищет там что-то. Вид у него смиреннейший и усталый.

— Я хорошо знаю главу бенедиктинцев. — Бесконечно долгое мгновение кажется, что ему нечего больше сказать. — Письмо в Монте-Кассино еще относится к тем вещам, которые я пока могу себе позволить…

— Это уже будет очень многое.

— А теперь мне кажется, я смогу заснуть.

Вполне недвусмысленный намек. Пора прощаться.

— Ваше преосвященство, ваше великодушие — редкая вещь в нынешние времена. Не многие из святых отцов нашей церкви согласятся говорить с незнакомцем в глухую полночь, не говоря уж о том, чтобы удовлетворять его настойчивые просьбы. Меня зовут…

Он поднимает руку:

— Нет. Завтра епископ Палестины уже не сможет позволить себе подобной фамильярности, как в эту ночь. Уж лучше оставайтесь просто страдающим от бессонницы эрудитом, который составил мне компанию этой ночью.

Дневник Q

Витербо, 25 июня 1549 года

Фарнезе умирает. Это может произойти и завтра, и через три месяца. Страсти в переговорах накаляются день ото дня по мере того, как жизнь оставляет изможденное тело Павла III.

Баланс сил не в пользу ревностных. Реджинальд Пол — лошадь, на которую сделал ставку сам император, и его слава выросла до небес. Этот защитник веры, кажется, в состоянии объединить многих. Если конклав соберется завтра, исход игры будет решен. В этом случае паутина интриг, которую Караффа плел все эти годы, будет разрублена одним ударом. Победит его основной соперник в борьбе за папский престол, выбранный его злейшим врагом — императором. Нельзя терять ни единого дня: Караффа торопит французского союзника предпринять ответные шаги. Он хочет сохранить status quo, замедлить темп и начать игру заново.

Король Франции, Генрих II, следуя примеру собственного отца, возобновил союз с протестантскими князьями. Караффа побуждает его продолжить и войну, но нам оказывают сильнейшее сопротивление: финансы страшно расстроены, соотношение сил внутри страны внушает тревогу, король все больше и больше отворачивается от событий в Италии. Глава «Святой службы» должен продемонстрировать все свое искусство, чтобы изменить результат игры, который может стать для него фатальным.

В воздухе явно ощущается: вот-вот должны быть сведены счеты. Тот, кто победит, без сомнения, поспешит избавиться от соперника. Ведутся самые интенсивные подсчеты: каждый голос может оказаться решающим. Все обещают всем золотые горы. Распределяемые привилегии и оставшееся время — решающие факторы в этой партии.

Караффа, должно быть, переживает тяжелый момент, когда судьба явно улыбается столь ненавистному императору: кажется, можно физически ощутить его мрачное настроение и ледяную решимость. Здесь, в Витербо, напротив, лица людей напряжены значительно меньше, распространилась уверенность в том, что неминуемо будет сжато то, что было посеяно издревле, как они любят называть ожидаемый ими финал. Англичанин раздает улыбки и немногочисленные краткие фразы, в то время как внутри у него все кипит от восторга.

***

Витербо, 7 сентября 1549 года

Фарнезе умирает долго. Спиритуалисты топчутся на месте, их улыбки становятся все более натянутыми: ожидание изнуряет их. Они боятся событий, способных нарушить существу ющий баланс, который пока что в их пользу. Они боятся — никто и не скрывает этого — любого шага Караффы.

И у них существуют на то причины. У старого театинца всегда найдется в запасе секретное оружие, extrema ratio[91] в войне, которую он не может проиграть, — «Благодеяние Христа».

Если не останется другого выхода, он использует его без малейших колебаний. Он дал мне распоряжение глядеть в оба, но свои планы пока держит в тайне.

Он может использовать «Благодеяние» для лобовой атаки на Пола и спиритуалистов, обвинив англичанина в том, что он является действительным автором книги, преданной Собором анафеме. Он может задавить нескольких мелких рыбешек из витербоского круга, чтобы заставить его исповедоваться и признаться в собственных грехах. Но ему придется сделать это сейчас, что означает подставиться самому. Это будет весьма рискованно, а Караффа не любит подставлять себя под вражеский огонь. Насколько я его знаю, он найдет другой путь: будет распускать слухи, все более и более навязчивые, все более и более подробные, о возможных последствиях восхождения Реджинальда Пола на Святой престол. Папа, поддерживающий доктрины, преданные анафеме Тридентским собором… Картины разложения и распада, мрачные знамения, предвещающие устрашающий, неразрешимый конфликт, трагическое ослабление Римско-католической церкви, полная ее зависимость от светской власти — от императора.