Квинтэссенция поддержания жизни - [30]

Приобняв Алису за плечи, он наблюдал, как Радмир входит, оглядывается по сторонам, и даже отсюда видно, что от него так и веет напряжением. Владимир тоже напрягся и понял, что он пришёл сюда точно не извиниться.

Алиса поняла это и заплакала ещё сильнее, издавая приглушенные всхлипы.

- Скажи... - хриплый голос жены раздался недалеко от его уха, - почему так? Он наш сын. Наш сын, не чей-то там, а наш. Почему он ненавидит нас? Я же не хотела делать ему больно, просто так получилось. Те времена давно ушли, а человек имеет право ошибаться, вот и ты ошибся. И он до сих пор злиться.

Владимир любил свою жену. Всегда любил. Но сейчас он вздохнув и отстранил её от себя, понимая, насколько же она глупа.

- Это обида, Алиса. И обида - страшная штука. Намного страшнее злости, ярости, ненависти. Те эмоции пройдут и улетучатся, а обида будет медленно выжигать всё внутри, до тех пор, пока там не останется ничего, только сухая пустыня. Без чувств, эмоций, сожалений. Пока человек не станет безвольной пустышкой.

Он помнил каждое слово, полное обиды и боли, произнесённое сыном. Эти фразы были сильнейшими ударами, которые мгновенно ставили его на колени.

Да, он знал, что был виноват. Был виноват настолько, что эта вина съедала его всего, без остатка. Этому поступку не было оправдания, он много лет глупо пытался очистить себя в своих же глазах, но никогда не пытался очистить себя в глазах своего сына, которому причинил слишком много вреда. Слишком.

Он был взрослым мужчиной, но чувствовал себя ребёнком, который совершил непростительную ошибку и теперь жалел о ней, плача в собственной кровати, в темноте. Но он не плакал, просто лежал, слушая безмолвные крики темноты и вспоминая.

Вспоминая те времена, когда всё ещё было хорошо. Когда сын кричал радостно "Папа!", видя его, возвращающегося с работы. Когда у мальчика не было камня на сердце, мешающего ему размеренно биться. Когда Радмир ещё умел улыбаться той детской, беззаботной улыбкой, присущей ему. Были времена, но всё это уже давно закончилось и сменилось холодной обидой, которая не даёт спокойно жить.

- Я надеюсь, что он пришёл для того, чтобы обсудить это с нами и найти общий язык.

" Заново обрести общий язык" - мысленно поправил жену Владимир и вновь устремил взгляд в сторону Радмира, нарочито спокойно идущего к парадному входу. Но было ясно, что это спокойствие - лишь видимость, а на самом деле он готов был уйти отсюда прямо сейчас, не оглядываясь, но силой заставляя самого себя идти дальше.

Дверь отворилась и парень вошёл в зал. Повисла тишина, которую можно было увидеть и потрогать, прочувствовать. Алиса смотрела на сына глазами, полными надежды. Напрасной, увы.

- Вот ключи, - он кинул на близлежащий стол связку ключей. Она с громким, дребезжащим звуком упала на деревянную поверхность.

Он уже развернулся и уже собрался уйти, как тонкие пальцы зацепились за его кофту. Он глубоко вздохнул и сделав выражение как можно более презрительным, повернулся к матери, а это была именно она.

На неё было страшно смотреть. Красные от слёз, искусанные, белые, как полотно, губы, бледная кожа, сейчас эта смесь представляла собой жалкое зрелище. На секунду сердце болезненно защемило, но Радмир стойко проигнорировал данное ощущение и выдавил из себя жёсткое:

- Не прикасайся ко мне.

Пальцы медленно отпустили его, но с облегчением выдохнуть всё не удавалось. Тогда со своего места встал отец, который за всё это время не проронил ни слова. Радмир думал, что сейчас он станет на него кричать и в конце концов просто силой выкинет из помещения. Но ожидания парня вовсе не имели место быть, он просто подошёл к нему и крепко обнял. Сказать, что Радмир удивился - значит ничего не сказать. Глаза отца не выражали ни злости, ни ненависти, ничего, кроме усталости.

Несколько секунд спустя парень оттолкнул его.

" Как он так может? Как? Сначала испортить всю мою жизнь, детство, чуть ли не выгнать меня из дома, по праву принадлежащему мне, как Шамперову, ведь дом построил дед, который любил меня и хотел оставить здание мне, а потом спокойно обнимать меня, словно у нас нормальная семья, и нормальные отношения, как между всеми отцами и сыновьями?" - да, он был возмущен.

Настала очередь Владимира вздыхать. Он протёр лицо руками.

- Я понимаю, что ты меня ещё не простил... - он хотел сказать что-то ещё, но Радмир был уверен, что это будет та же любимая шарманка отца: " Но это всё временно, рано или поздно ты поймёшь и тому подобное", поэтому прервал его, не дав договорить:

- И не прощу никогда! - сказал, как выплюнул. Где-то на заднем плане с визгом с кресла вскочила мать, схватилась за мужа, умоляя сына перестать, но это всё было далеко. Он смотрел в глаза родного человека, который причинил маленькому мальчику, коим он являлся много лет назад, много боли и страданий. Всё, что он сейчас испытывал к этому человеку - это лютая ненависть, холодная обида и тщательно скрываемые страх и ужас. Не осталось никаких положительных эмоций, как эмоции сына к отцу.

Владимир увидел это и сморщился, борясь с наваждением в виде желания броситься к сыну, встать перед ним на колени и молить о прощении до тех пор, пока он его наконец не простит, не обнимет, как раньше и не скажет нежное и немного горделивое "Папа". Да, это было глупо. Недостойно взрослого, статного мужчины. Но кто бы мог подумать, что плотоядная вина сжирает его день за днём, и он готов возвести сыну статую и преклоняться ей дни и ночи.