Квинт - [12]

И была в ту ночь буря, и молнии безжалостно полосовали небо. И говорю я вам, люди: не думайте, что знаете человека, пока не увидите его в схватке. Только тогда проступает его истинная сущность сквозь ту тонкую наносную оболочку, которую вы и знали.

Он не встретил Стелу больше ни разу. Но чувствовал ее. Вместе с родителями она отправилась в Грецию, как он выяснил. Корабль вышел из приветливого Александрийского порта, и после этого его никто никогда не видел. А Квинт вступил во второй круг. О Квинт! Кто пожалеет тебя!

Беда Квинта заключалась в том, что он был достаточно безумен, чтобы человечество стало презирать его, и недостаточно безумен, чтобы человечество стало преклонять перед ним. Он был между этими двумя гранями, в том пространстве, куда люди попадают обычно в моменты самой черной тоски. А Квинт там жил постоянно. И время текло как-то по-другому, резкими скачками, собираясь в неприятнейшие складки и даже отправляясь иногда назад, в небытие, где начало и конец всего в мире. Рвались хрупкие связи Квинта с Внешним, отрешение стало его ядром, и если бы он знал, что такое меланхолия, он бы предался ей. А боль росла! Боль росла! Сначала она легким дымком тянулась по земле, деловито прихватывая все уголки и шепча фальшиво успокоительные слова. Затем она начинала вскипать, в мгле ее намечались буруны и водовороты. Она осмеливалась добраться до уровня колен и уже совершенно закрывала все под собой, наливаясь цветом. Она становилась все темнее, весомее. Серый дым превращался в черную тучу с пугающими малахитовыми прожилками. И в ее шепоте становилось все больше фальши, но все меньше спокойствия. Еще два удара сердца, разгоняющих остывшую кровь, и вновь перемена. Боль поднимается со дна. Взметает грязь, становясь еще темней - только что казалось, что темнее уже некуда, однако - есть куда! Она завораживает. Квинт смотрит в бездну помертвевшими распахнутыми глазами. Туча, злобно хохоча, бросается вверх, на грудь, на шею, на губы. Сжигает кожу и проникает в глаза. Она танцует, давя. И Квинта, безнадежно кричащего, уносят гребни черных волн. Он захлебывается и выплывает, но его вновь мощно, настойчиво накрывает, словно шапкой, а страх почему-то заставляет не рваться вверх, а нестись вниз. Мрачный холод заползает в него, успокаивает, останавливает сердце, облегчая боль, вынимает легкие и запеленывает расслабленное тело в тончайшую паутину. И тут неожиданно все рвется, как перетянутая струна. Взлетает калейдоскопический вихрь и древнейший инстинкт раскрывает Квинту глаза. Он просыпается, встает, пьет глубокими редкими глотками вино. Медленно успокаивается гулкое в висках сердце. Он ложится вновь и (удивительно быстро, учитывая его состояние) засыпает. Кто поймет эту загадку. Эту зияющую тьму в самом центре нашего мира. Этот сложнейший лабиринт, который мы привыкли просто не замечать. Человеческую душу.

Ты, что встаешь из пепла. Ты, что восстаешь из роз. Взгляни же на мир, утопающий в тебе. Посмотри, как кровав он, Посмотри, как неправ он, Посмотри, как много в нем страха. Так смотри в него.

Ты, что нисходишь из земли. Ты, что восходишь с неба. Прислушайся к ритму беды. Услышь, как тревожен он, Услышь, как тревожны души, Услышь, как много сердец бьется не в такт. Так слушай его.

Ты, что очнулся в жизнь. Ты, что проснулся в мир. Чувствуешь ли ты холод бессмертия? Ощути радость конца, Ощути легкость смерти, Ощути счастье завершения. Так чувствуй его.

Ты, что уходишь в небытие. Ты, что вступаешь в смерть. Оглянись еще раз. Пойми грусть душ, Пойми запутанность сердец, Пойми грозу. Так поймешь его.

Нет ни малейшего сомнения, что это написал сумасшедший. В этом убеждает все. Общее сходство с бредом, нарочитое отсутствие ритма. Совершенно неясно, вдобавок, к кому направлены обращения и кого следует слушать и понимать. Это написал Квинт. И все же стихи эти останавливают. В этом отсутствии ритма бьется иной ритм. Какой-то древней грустью отзывается мозг... Но, как бы то ни было, для меня это ценно, поскольку ни одному другу не признаешься так искренне, как признаешься бумаге или любому ее заменителю. И стихи Квинта - лучший ответ на вопрос, что с ним происходило. Величие зыбко. Миллионы людей падали на колени перед величием богов. Его, Квинта, величием! Тысячи окровавленных жертвенных ножей взметались во славу его. Умирающие бойцы - во славу его. Взвихренные кони - во славу его. Гибельные тетриппы - во славу его. И ладан, и мирра - во славу его. И радость Сатурналий, и печаль Тяжелых дней - все во славу его. Во славу безызвестного отшельника, погибающего от сознания бесцельности своей жизни. А жизнь текла. Жизнь текла. И мы, не вовлеченные в круг эмоций, можем говорить об этом факте как о благе. Нет столь сильного переживания, которое не потянется благотворной, скрадывающей грани дымкой, не перестанет беспокоить, стоит только отплыть от него в течении времени достаточно далеко. Весь вопрос в том, сможете ли вы дожить до этого момента. Итак, Квинт вступил во второй круг.

"Успокойся! - сказал Квинт Воин Квинту Мечущемуся, - ты человек, предназначенный высшему. Ты должен, наконец, жить! Первая часть твоей жизни была осенена надеждой и ложной уверенностью. Первое ушло с Велентом, второе - с открытием Истины. Прозрей и успокойся! Убийство Лициния не было бы выходом, да и не могло бы им быть. А теперь иди к нему. Иди и славь свою судьбу и самое себя, за то, что кровь не пролилась. Иначе всю жизнь она бы жгла тебе память, и ты неизбывно мечтал бы о той жизни, где ты эту кровь не пролил". Сообщив это, Квинт Воин растворился в Квинте Мечущемся, окрасив его в темный тон, и слился с ним. Что ж. Квинт пошел. Не сразу, конечно, но пошел.