Квартира №16 - [131]

Я вернулась домой, когда уже рассвело. Денис снова остался в своей шестнадцатой квартире. Мы распрощались на лестничной клетке, не давая никаких обещаний позвонить, написать или встретиться вновь. Я не знала, была ли эта ночь очередным прощанием или же становилась началом чего-то нового. Решение оставалось не за мной, мой ответ был и без того понятен.

* * *

Время подобно бурному потоку, безжалостно смывающем все на своем пути. Прошли две с небольшим недели с момента, как я разорвала помолвку с Костей, а моя жизнь кардинально изменилась. Все, что было раньше, словно и не существовало вовсе. Я очутилась одна лицом к лицу с проблемами, решать которые предстояло самостоятельно.

Дениса я не видела с той ночи у пруда. Он не звонил, не писал, и в квартире напротив не появлялся, во всяком случае, когда была дома. Я предчувствовала, что наша близость станет прощанием, но рана в сердце не затягивалась, а наоборот, грозилась перерасти в самую настоящую гангрену. Жаль сердце нельзя ампутировать.

Костя тоже практически исчез из моей жизни. В бюро мы избегали друг друга. И хотя мне дико не хватало Воронова как друга, я не решалась сама к нему приходить. Моему бывшему жениху было тяжело и, чтобы как-то заглушить боль, он с головой уходил в работу, взял еще несколько дел и большую часть времени проводил в разъездах и командировках.

В отличие от него, я не могла отвлечься на работу. С меня сняли дело Акуловой, но ничего другого не предложили взамен. Каждый день приходилось заниматься бумажной работой, подшивать документы, наводить порядок в электронных архивах. Зато Лидочка злорадствовала, кроме того, что Костя теперь был свободен, я со статусом адвоката плавно перекочевала в разряд обычного секретаря. Втихаря я просматривала вакансии на сайтах поиска работы, но ничего подходящего пока не находила. Тем более, сейчас, как никогда, я нуждалась в деньгах.

Маме стало хуже. Она не бросила пить. Кирилл Олегович попросил ее не появляться в бюро, пока она не возьмет себя в руки и не перестанет позорить наше престижное адвокатское имя. Для мамы это стало новым ударом. Я пыталась поговорить с Вороновым-старшим, но он не стал меня слушать, особенно после того, как порвала с его сыном. Он прямо заявил, что теперь я в бюро никто, и должна быть благодарна за право числиться адвокатом. Будь моя воля, уволилась бы в тот же день, но нужно было как-то содержать себя и мать.

Развод моих родителей состоялся. Папа забрал себе все, что планировал, оставив маме лишь крохи. Он хотел тут же выставить на продажу нашу квартиру, чтобы разделить деньги с бывшей женой и окончательно забыть о прошлой семье. Мне пришлось умолять его этого не делать. Нам с мамой некуда было идти, а ее алкоголизм все прогрессировал. С трудом мне удалось достучаться до папиной совести и заставить его временно сдать квартиру покомнатно, чтобы за вырученные деньги лечить маму.

Благодаря Ольге мне удалось определить мать в клинику. Это было недешевое заведение, но с отличными специалистами. На оплату лечения и ушли деньги, которые заплатили при аренде квартиры на Яузском. А сама я переехала на окраину Москвы, где повезло снять комнату в квартире старой одинокой женщины. Переезд занял всего один день. С собой я взяла только одежду и личные вещи. Вся мебель осталась в старой квартире в распоряжении новых жильцов.

Моя новая спальня была похожа на комнату советской старой девы. Здесь было все в лучших традициях социалистической хрущевки: серые, с застывшими подтеками краски, батареи, цветастые обои, ковер на стене и прожженный палас на полу, неровно побеленный потолок и светло-бежевый, покрашенный водоэмульсионкой подоконник с алое вера в горшке. Я аккуратно разложила в скрипучий шифоньер свои вещи и включила фильм на ноутбуке. В последнее время только кино помогало уйти от проблем в чужой нереальный мир.

От моего нового дома до работы было далеко, а по пробкам невыносимо долго, поэтому я пересела на метро. Не рассчитав правильно времени, я приехала в бюро раньше обычного, но была только рада, что не придется идти мимо злорадствующей Лидочки. Рабочий день, как обычно в последние недели, начался с бумажной волокиты.

Забаррикадировавшись в своем кабинете, который стал для меня небольшим спасительным уголком в бюро, где, казалось, все меня ненавидели за то, что бросила Костю, я снова стала архивировать старые адвокатские дела. Очередной будний день мало чем отличался от вчерашнего, так я думала, пока ко мне не ворвалась Мила.

— Что случилось? — нахмурилась я, глядя на ее растрепанный вид.

— Ничего, Алис. Можно побуду у тебя, только не выдавай никому, — на ее глазах заблестели слезы, а нижняя губа неказисто стала подергиваться.

— Что такое, Мила? Кому тебя не выдавать? — я подсела к ней на диван, и девчонка тут же меня обняла.

— Никому не выдавай. Ни охране, ни этой мерзкой секретарше, ни Викингу.

В последнее время мы с Милой стали реже видеться. Начался учебный год, и, как я думала, девочка ушла с головой в учебу или обычные подростковые тусовки. Она заходила изредка и ненадолго. Мы вместе обедали, пили кофе или гуляли по парку возле бюро после работы. Я знала, что каждый раз она обязательно заглядывает к Воронову, но никогда не интересовалась, зачем. Тот наш разговор о Косте на нее не подействовал, но большего я сделать не могла.