Квартет Розендорфа - [109]

Нельзя не симпатизировать Фридману, хоть он и весьма утомителен. Говоря с тобой, он приближает свое лицо к твоему, будто тебе необходимо знать, что он ел за завтраком. Возвышенные идеи он выразит sotto voce[88], как заговорщик, признавший, что ты достоин узнать определенные секреты. С этой точки зрения Фридман настоящий немец. Даже в одиночестве он чувствует себя членом некоей секретной организации, из тех, что проповедуют чистоту души или хлеб из неочищенной пшеницы. Если ты его внимательно выслушаешь, то проникнешься тайнами его организации. И впредь, когда он сыграет тебе произведение в характерной тональности его секты, ты поймешь, что он передал тебе секретную информацию.

Розендорф терпеливо сносит длинные речи Фридмана. Другие не столь терпеливы. Эва возводит очи горе — оттуда да снизойдет помощь. Литовский бросает циничные замечания: занятия музыкой вообще должны проходить по линии департамента чистых развлечений развращенных классов. Фридман с жаром защищает общественную миссию музыки. Спор их весьма забавен, прибавляет репетиции немного перцу.

Трудно понять, как Фридман оказался в оркестре. Отвергнуты были музыканты посильнее его. Быть может, у Губермана имелись посторонние соображения. Такой человек, как Фридман, становится тайным агентом гуманистической идеи в оркестре, который может загнить, будучи сугубо профессиональной организацией. Вчера Фридман сказал мне: «Во всякой музыке, даже самой веселой, есть печаль. Каждый звук с сожалением расстается с миром и оплакивает своего предшественника, погибшего во цвете лет». Я спросил, можно ли позаимствовать у него этот оборот. Он со щедрой улыбкой отвечал, что не намерен грешить писательством, признавшись, что его таки тянуло к этому занятию в юности. Но по-немецки он писать не будет — принципиально, а иврита никогда не выучит как следует. Стихи, добавил он, можно писать только на родном языке.

Нельзя не любить Фридмана. Самые чуткие художники — те, кто ставят вопрос о праве искусства на существование. Простые ремесленники избавлены от тягостных колебаний, вопросы нравственности не мешают им спать. У таких есть и крепкие локти, и талант продавать себя. К великому сожалению, и в этом вопросе отсутствует справедливость — ремесленники порой в художественном отношении превосходят чувствительные натуры. Вторая скрипка, не мечтающая о хорошем месте в группе первых скрипок, — важное приобретение. Такой преданный человек, как Фридман, с воодушевлением играющий полстраницы восьмушек меццо-пьяно, словно именно на нем лежит вся ответственность, важнее для квартета, чем превосходный в техническом отношении скрипач, у которого техника делается «служанкой, тиранящей госпожу», если воспользоваться выражением Губермана. Фридман ко всему еще и философ-любитель. Интересно, может ли он хорошо написать статью. Путаник обречен вечно блуждать в лесу противоречивых идей. Красноречие же, к несчастью, не покинуло Фридмана. В нем скопился огромный запас слов и идей, но если он попытается излить их на бумаге, получится путаница. Путь творца — от целого к части. Сперва в голове картина, и только потом улягутся слова. Тот, кто начинает со слов, в конечном итоге напишет словарь.

Фридман тешится идеей, что еще не решил, быть ли ему музыкантом, — как будто эти колебания стирают с его чела позорное клеймо человека, зарабатывающего своими чувствами. Есть в этом и какой-то непредумышленный обман. Он грешит и кается вволю, как развратник, что наслаждается и развратом, и чистым чувством вины. Обжирается сладостями и рыдает над голодающими в Азии детьми. Если бы тут не было изрядной доли наивности, он был бы мне просто противен. Ненавижу святош. В аппарате любой партии их полным-полно. Они делаются чистосердечными приспешниками деспотов. И в ЧК, говорят, такие встречаются. Жалеют весь мир и измываются над людьми. Но Фридман, с его тонкой душой, наверняка испугается жестокости.

Год в Палестине

Радостные вести из Германии. Адвокат, недавно оттуда приехавший, рассказывает о смене вех в нацистской партии. Умеренная группировка Геринга, Гиммлера и Гейдриха победила радикалов. Снято с постов несколько высших офицеров армии, а еврейские дела изъяты из ведения Геббельса. В министерстве иностранных дел понимают, какой ущерб наносят крайние меры репутации Германии. По мнению Хильды, это положительное явление. Новая троица интересуется имуществом и будет поощрять эмиграцию. Геббельс, боровшийся с влиянием еврейского духа на германскую культуру, имуществом бы не довольствовался. Ему подавай души.

Мои родственники не пострадали. Большинство ведь происходят от смешанных браков, и потому их богатство не колет глаза. После того, как исчезла черная овца, то бишь я, остальных членов семьи оставили в покое. Положение их не блестящее, но они не жалуются. Письма от них становятся все более неясными, как и письма жены Розендорфа. Похоже, она хочет порвать с ним, чтобы облегчить участь дочки.

Вчера Розендорф дал сольный концерт из произведений Баха. Он разом перенес меня в догитлеровскую Германию. Бах выражает другую Германию, не ту, что сформировалась под влиянием лютеранства. Он, правда, воздал церкви церковное, но он все же не принадлежит к национальной традиции. Я не замечаю у Баха никаких различий между культурой, опирающейся на первобытные силы коллективного подсознания, и цивилизацией, представляющей собою учреждения и средства, созданные человеческим обществом. Бах выражает исконную немецкость, которая, несмотря ни на что, стремится вперед. Вдохновение он черпает из организованной структуры, им самим созданной, — рациональная музыка, оставляющая пристойное жизненное пространство страстям.