Квантовый сад - [42]

Архона включил двигатели холодной тяги на своем скафандре и без проблем двинулся вперед так, будто родился здесь. Опасная мысль. Не один месяц она считала его одаренным мошенником и преступником. Однако эта оценка (вероятно, неверная) проистекала из наблюдения за ним вне нормальных для него условий. Будь то борт «Мутапы» и «Джонглея» или Свободный Город Кукол, – Архона всегда был чем-то чужеродным. Однако он и Меджиа с детской легкостью обходились с тем хаосом, в котором оказались сейчас, будто они здесь родились.

Иеканджика нерешительно последовала за ним, затормозив, когда он остановился у ярко-красной поверхности выхода из «червоточины». Он зачем-то сунул голову сквозь выход, и его шлем будто погрузился в жидкость. Отодвинувшись назад, он посмотрел на нее.

– На берегу чисто, как я и думал, – сказал он. – Я отправил лазерное сообщение на ближайшую сторожевую вышку с нашими кодами идентификации.

Белизариус взял ее за плечо, и они вместе полетели вперед на холодной тяге. Иеканджика вся подобралась, готовя себя к переходу, но они пересекли горизонт – и ничего не произошло. Резкие тени от яркого света прожекторов. Слабая гравитация опустила ее на жесткий, как бетон, водяной лед в наносах застывшей пороши, присыпанной снегом из углекислоты и с легким струящимся туманом метана и азота поверху.

Иеканджике никогда не приходилось ходить по такому льду, но ее дрожью пронизало странное чувство принадлежности. Здесь, среди других воинов Союза, были ее отец и мать, которых она никогда не видела. В небе висело толстое тело коричневого карлика, солнца, под которым она родилась, похожее на огромный тлеющий уголек. Градусов пятьдесят над горизонтом. Как прежде, звезды определяли жизни и судьбы. Грязные полосы спектра оксидов металлов – ванадия, железа и алюминия – придавали цвет верхним слоям атмосферы ее звезды, под ними плавали облака оксида титана, будто медленно перемещающиеся синяки на огненном фоне.

Нижний край «червоточины» позади нее, вмерзший в лед. Широким кругом врата обнимали грубо вытесанные ледяные ступени с яркими огнями на них. Огни освещали масляно-черную грязь, что покрывала большую часть поверхности, – живущую в вакууме слизь, которая получала энергию для фотосинтеза от инфракрасного излучения коричневого карлика. Далее от врат времени на поверхности торчала другая поросль, также живущая фотосинтезом, – фрактальные структуры, лишь отдаленно напоминающие деревья и кустарник со сплетенной в паутину между ветвями масляно-черной пленкой. Но самым странным было стадо самодвижущихся созданий, тех, что в отчетах называли растительными разумами.

На первый взгляд они казались совершенно неподвижными, но буквально несколько мгновений спустя тренированный взгляд бойца, присущий Иеканджике, уловил слабые перемещения веса. Четвероногие, с похожей на бочку структурой тела. Поверх них раскинулись похожие на черный лед ветки, улавливающие слабое инфракрасное излучение коричневого карлика и тонкую пыльцу, исходящую из врат времени. Вот только из врат времени больше не исходило никакой пыльцы…

– Вы назвали планету Ньянга, – сказал Белизариус.

Генерал-лейтенант всего два раза упомянула это название, но Архона ничего не забывает. Священное название, которое ни она, ни остальные члены Экспедиционного Отряда никогда не произносили всуе. Странно было услышать его из уст чужака: будто это было непозволительной фамильярностью.

– Это название – мрачная шутка, – сказала Иеканджика. – Ньянга – национальный парк в Зимбабве. Как по-вашему, это напоминает национальный парк?

Архона огляделся вокруг с таким же благоговением, как и она сама.

– Отсюда идет ощущение сада, – медленно проговорил он. – Сада, выросшего при свете уголька угасающей звезды.

Она не знала, как следует воспринимать почтительный тон его голоса. Плохо знала Homo quantus и не имела представления, что у них в чести. Пока он не сказал это таким тоном, она и не задумывалась, что родилась под угасающей звездой.

– У нас примерно минута до того, как камеры наблюдения снова включатся после действия кода, который дала нам Рудо, – сообщил ИИ.

Они спешно пошли прочь от врат времени, обходя существа с растительным интеллектом. Если кто и заметил этот проход, никаких признаков он не подал. Вдалеке виднелись очертания грубо выстроенных зданий, закрывающих звезды и отбрасывающих на лед свой собственный свет. На ледяной поверхности было видно с полсотни человек, которые что-то оживленно делали.

В шлемах Иеканджики и Белизариуса зазвучали отрывки радиопереговоров – некодированные приказы, обмены паролями с подразделениями безопасности, указания о смене приказа. Иеканджика вслушивалась в каждый из них, ощущая на себе вес истории. Если Союз выживет, разорвав отношения с Конгрегацией, это станет их мифом творения, и сейчас она стоит у его истоков, слушая его в неприкрытой обыденности.

Они прошли мимо работающих. Большинство либо не обратили на них внимания, либо искоса глянули со скрытым подозрением. Это был первый год бегства Отряда, продолжавшегося сорок лет, в течение которых они использовали врата времени для ускорения разработки нового типа двигателей и оружия. А еще это было окончание уродливого периода поиска шпионов, спящих агентов и предателей, лояльных Конгрегации. Потребовалось пять лет, чтобы изжить всеобщее недоверие, пять лет, за которые Рудо продвинулась по службе в Экспедиционном Отряде, работая с другими, чтобы выковать единую боевую силу, сконцентрированную на задаче освобождения Суб-Сахарского Союза от гегемонии Конгрегации. Иеканджика выросла уже в этом объединенном флоте и не находила примеров конфликта лояльности, пока они не вернулись домой и не увидели политиков Союза, склоки Кабинета, борьбу за места и раздоры. Хватит ли ей умения ориентироваться в таком здесь, в прошлом?