Квантовое зеркало - [2]
К сожалению, дело обернулось совсем иначе. В последний раз Наджар слышал отнюдь не об Омаре Хаддаде, а о собственном эмиссаре. Ни один человек из эмиссарского отряда не вернулся. И никто не имел ни малейшего представления о том, что с ними сталось.
Тогда Наджар послал еще один отряд – большей численностью и лучше вооруженный, с наказом пустить это оружие в ход немедленно; они были извещены о судьбе первого посольства и предупреждены, что нельзя терять бдительности ни на миг. Их тоже гостеприимно препроводили в «Бермудский треугольник», каким представлялся шатер Хаддада. И о них с той минуты тоже ничего не было слышно.
Больше всего Наджара злило то, что Хаддад полностью игнорировал его – даже не связался с ним, чтобы выразить свой гнев или недовольство. Как будто посланные отряды были мелкими мошками, которых Хаддад прихлопнул, едва заметив, и продолжил делать свое дело, явно ничуть не тревожась о том, что предпримет президент Наджар в связи с исчезновением его эмиссаров.
Но, несмотря на всю театральность жизни в шатре посреди открытого лагеря, Хаддад намеревался перебазироваться в более укрепленное место. Недавно он приобрел роскошное поместье, некогда принадлежавшее богатейшему из жителей Сирии: оно занимало десятки акров земли и было обнесено современнейшим защитным периметром.
Пока что Наджар не препятствовал усилиям Хаддада по возведению оплота. Не имело значения, насколько прочна будет крепость Хаддада: она не спасет его от прославленной сирийской авиации. Не выстоит против ковровой бомбардировки и налета реактивных истребителей: что мог религиозный лидер противопоставить их пушкам и снарядам?
Салиб нахмурился. С другой стороны, было вполне вероятно, что влияние Хаддада уже проникло в армию и что его преданные последователи в вооруженных силах перехватят любой приказ о его уничтожении – и последствия этого непредсказуемы. Президент Наджар отлично понимал, что попытка решить дело силой может обратиться против него самого.
Поэтому на сей раз Наджар выбрал иной подход. Мирный. Он был в замешательстве и хотел понять, что же именно ползет, подобно чуме, из лагеря в пустыне. Поэтому теперь он послал Салиба. С предложением мира. И без оружия.
Салиб и два его спутника подошли ко входу в шатер – по сторонам от входа стояли два последователя Хаддада в белых одеяниях. Салиб представился этим людям, назвал своих спутников и объяснил, что ищет совета Великого – так его проинструктировали. Один из мужчин в белом вошел в шатер и вернулся лишь несколько минут спустя, жестом пригласив визитеров внутрь.
Салиб оглянулся на своих спутников – оба они были так мрачны, словно собирались спрыгнуть в яму, полную скорпионов, – и с трудом сглотнул.
Они вошли в шатер, а послушники Хаддада остались снаружи и закрыли входной полог. В тридцати футах впереди, у стены шатра, в полном одиночестве стоял Хаддад в безупречно белом бурнусе и головном покрывале-куфии. Его темная борода была коротко и аккуратно подстрижена, и весь он словно бы излучал чистоту и безыскусность. Он едва ли не светился – как этой безукоризненной белизной, так и ошеломляющей самоуверенностью, словно сочащейся из каждой поры его кожи.
У входа в шатер и по четырем его углам размещались белые мраморные постаменты, на каждом из которых стояла золотая клетка с крошечной птичкой – оперение их было желтым или оранжево-красным. Салиб задумался, не были ли эти птицы каким-либо религиозным символом, однако времени на дальнейшие размышления у него не было.
Он и двое его спутников представились, и Омар Хаддад окинул их взглядом – судя по всему, он спешил перейти сразу к делу.
– Мы благодарим тебя за то, что позволил нам лицезреть тебя, э-э… Великий, – произнес по-арабски Салиб, чуть поклонившись. – Как мы и сказали твоим ученикам, мы – посланники президента Наджара.
Хаддад безмятежно улыбнулся.
– На этот раз никакого оружия? – с легким удивлением поинтересовался он.
Салиб улыбнулся в ответ:
– Никакого оружия, Великий. Мы пришли с миром. Прости мое невежество, но должным ли образом мы именуем тебя? Нам сказали, что обращение «Великий» вполне приемлемо. Однако нам известно также, что многие из твоих последователей называют тебя Махди или же Двенадцатым Имамом[1]. Желаешь ли ты, чтобы к тебе обращались именно так?
Хаддад покачал головой:
– Нет. Я не Махди, я превыше оного. Однако я могу понять ложные убеждения моих сторонников в том, что во мне заключен дух Махди. Я Длань Аллаха. Но вы можете называть меня просто Аль-Йад. «Великий» – тоже вполне приемлемо.
Салиб кивнул. «Аль-Йад» и означало «длань». Еще один милый показательный штришок. Этот человек явно не страдает заниженной самооценкой.
Вдобавок Салиб оценил смелость и творческий подход Хаддада при создании нового божественного титула – совершенно нового, а не заимствованного из древних пророчеств. Хаддад не стал утверждать, что он Махди, Вдохновленный Свыше, которого многие считали мессией. Существовало слишком много различных интерпретаций этого пророчества. И выдать себя за Аллаха он, конечно же, не мог. Поэтому решил создать для себя отдельную нишу в мифологии, где-то посередине между этими двумя сущностями.
