Квантовая теория недопоцелуев - [74]

Мило: Я слышал, что «просто друга» уже не существует.

Тесс: Не знаю, с чего ты это взял.

Мило: Эви!

Тесс: Калеб!

Мило: Ладно. Давай по-твоему. О чем ты хочешь поговорить?

Тесс: Когда ты впервые понял, что чувствуешь ко мне?

Мило: Ты правда хочешь знать?

Тесс: Конечно.

Он присылает мне фото.

Это мы в восьмилетнем возрасте, сидим вместе на тюке сена с тыквами на коленях во время школьной экскурсии. Я с воодушевлением смотрю на Калеба, у меня открыт рот, одна рука придерживает тыкву, другая отведена в сторону. Калеб запрокинул голову и смеется над моими словами. Скорее всего, это лекция о степени правдоподобия Великой Тыквы, Санта-Клауса и Зубной феи.

– Нет, – говорю я. – Мы были детьми.

– Тогда я еще не знал таких слов, чтобы это описать. Даже не понимал, что это за чувство. Но посмотри на мое лицо, Эвс: оно светится от радости. Вот что ты делаешь со мной. Я долго думал, надо ли махнуть рукой на наши возможные отношения. Но посмотрев на это фото, понимал, что не могу. Если только не найду кого-то еще, кто будет вызывать во мне такие чувства.

– Но так и не нашел? – Я так привыкла думать о себе как о девушке, о которой Калеб заботится, а не о той, с кем хочет быть.

– Нет.

– Спасибо, что подождал.

– Спасибо, что не заставила меня ждать дольше.

А потом возвращается Изабель и говорит, что нас ждут на сцене.

КАЛЕБ

Держась за руки, мы с Эви идем за Изабель по коридору. Наверное, выходить так не очень профессионально, но я не могу заставить себя отпустить ее.

За кулисами мы всемером собираемся вокруг Изабель. Эви снимает сумку, чтобы прислониться спиной ко мне, и я обнимаю ее, наслаждаясь все еще новым ощущением – ее тело полностью прильнуло к моему. Только когда вторая пара выходит на сцену, я замечаю, что начали выставлять оценки.

В конечном итоге остаемся мы с Эндрю Сяо, как и предсказывала Эви.

– У тебя была прекрасная работа, – говорит она ему.

– А ваша была просто дикой, – отвечает он.

Называют наши имена. Я отпускаю Эви, чтобы мы могли выйти и получить медали и сертификаты за второе место. Зрители оживленно кричат, судя по всему, они считают, что нас ограбили. Я смотрю на лицо инженера и понимаю, кто нам это устроил, но, если честно, мне плевать. Эви, немного ошеломленная из-за бури эмоций в зале, делает шажок ко мне. Мы не касаемся друг друга, но она отворачивает лицо к моей груди, как будто хочет спрятаться. Хлопки и крики становятся громче. Кто бы мог подумать, что зрителям на «Фронтире» понравится любовная история?

Я смотрю на Эви и поднимаю брови. Если я ее поцелую, есть шансы, что зрители штурмуют сцену и потребуют пересчета голосов, но она качает головой с легкой улыбкой. И я увожу ее со сцены так же, как после нашего выступления.

Когда мы выходим в зал, нас немедленно окружает толпа людей, которые говорят с нами и хватают руками. Эви терпеть этого не может. Она пытается успокоиться, но ее дыхание становится чаще и чаще, и я волнуюсь, что у нее начнется гипервентиляция. Прижимая ее ближе, я пробиваюсь к сцене, потом кладу ей руки на талию и говорю:

– Прыгай.

Когда она подпрыгивает, я приподнимаю ее, и она садится на сцену, глядя поверх толпы. Она дарит мне взгляд, наполненный такой благодарностью, что я чувствую его как прикосновение. Потом я встаю на пол рядом с ней, чтобы мы могли поприветствовать наших поклонников.

Другие участники говорят, как им понравилась наша работа, какой-то мужчина хочет пригласить нас на подкаст про науку для молодежи, какая-то женщина спрашивает, поучаствуем ли мы в конференции TED для юниоров, а вербовщики из университетов приглашают нас поужинать. Я беру только визитку из МТИ, а Эви повторяет:

– Я уже подала документы, – снова и снова.

А потом, наконец, незнакомцы расходятся, и Эви спрыгивает со сцены. Профессор Сингх протягивает нам по визитной карточке.

– С нетерпением жду вас в кампусе на следующий год, – говорит он Эви. А мне: – Может быть, приедете к нам в аспирантуру?

– Посмотрим, – говорю я. Если кто и может заманить меня в физику, так это профессор Сингх и Эви.

Декан Сантори поздравляет нас, а мама заключает меня в объятья. Когда ее место занимает папа, мама целует Эви в щеку и говорит:

– А если у тебя с ним будут проблемы, сообщи мне. Я разберусь.

– Эй, – говорю я, – как насчет верности своему первенцу?

– Ну, Калеб, у меня еще двое сыновей, а Эви – единственная в своем роде. – Она кладет руку Эви на плечо. – Помни об этом, если тут ничего не выйдет. Через пару лет ваша разница в три года с Ноланом будет пустяком.

– Мама, – говорю я. – Пожалуйста, прекрати пугать мою девушку.

Я в первый раз говорю это вслух. Эви смотрит на меня и усмехается.

Мама целует меня в щеку.

– Хорошего вам вечера. Увидимся завтра.

И они уходят.

Отец Эви прижимает ее к себе и говорит, как гордится ею, а Эви плачет, но утирает слезы, когда подходит ее мать.

– Вы оба там просто светились, – говорит она.

– Спасибо, – отвечает Эви. – Но ты видишь? Пусть даже худшего не случилось, ты могла отнять это у меня. У нас.

И она отступает ко мне, так же как сделала на сцене, но в этот раз поворачивается и кладет мне голову на грудь. Я обнимаю ее, испытывая все ту же смесь удовольствия и гордости, как и тогда, когда обнимал ее в автобусе из «Вундерлохена», зная, что эта гениальная и прекрасная девушка выбрала меня.