Квадратура круга. Том 3 - [62]

Валяев выбросил правую руку вперед, его указательный палец чуть не ткнулся безопаснику в нос.

– Не надо меня ловить на подобных мелочах, Илья – потребовал он – Не надо! Это не слишком чистая игра!

– Ты сам-то когда в последний раз что-то делал по правилам? – отправив в рот кусочек сыра, поинтересовался у него Зимин – А? Примитивные авантюры, бессмысленные интриги, ложь, наветы… Вот зачем ты только что опорочил честь сразу двух наших сотрудников? Причем не из числа клерков низшего звена, а тех, кто входит в наш круг, кто давно заслужил право на уважение. Что за нелепые намеки, что за грязь?

– Прости, Никита, но тут я соглашусь – говоря, Азов с интересом смотрел на палец Валяева, который так и торчал перед его носом – Выглядело это все довольно мелко и низко. Даже если все так, даже если этот мужчина и эта женщина на самом деле вступили в некую связь – что с того? Они взрослые люди, а ты не полиция нравов.

У Вики после этих слов что-то булькнуло в горле, Олеся же с невероятно невинным видом ей улыбнулась, а после отправила в рот оливку, причем проделала это чертовски вызывающе.

– К тому же это не так – закончил свою речь Азов – По крайней мере мне ничего подобного не докладывали.

– А если даже тебе не докладывали, значит этого и не было – подытожил Зимин – Кит, да опусти ты уже руку, застыл, понимаешь, как памятник самому себе! Лучше бы извинился и перед госпожой Верейской, и перед нашим добрым Кифом. И порадуйся, если они не затаят в душе зло.

– Он не затаит – вдруг безмятежно заявила Генриетта – Он непрост, но не зол в первоначальном понимании этого слова. А вот за нее я не поручусь. Ее душа подобна туману над болотом, в нем ничего не видно, и неясно, что окажется у тебя под ногами с следующий миг – тропа или черная вода.

Улыбка сползла с губ Олеси, как видно ее порядком задели слова сестры Зимина. Или не задели? Может, просто крайне неприятным показался тот факт, что кто-то взял, да и вывернул ее наизнанку, причем сделал это публично?

– Ну разумеется! – в голосе Валяева прорезалось шутовство, которое он всегда пускал в ход, когда был чем-то взбудоражен или недоволен – Извинюсь, мне не сложно. Если надо…

– Не надо – не сговариваясь, но, между тем, одновременно произнесли мы с Олесей, продолжил, правда, только я – Ни к чему этот балаган, Никита. Сейчас ты про падение на колени начнешь распинаться, про то, что ты дурак, про… Разную чушь, в общем, нести. В результате всем станет неловко, и будет испорчен праздник Ильи Павловича. А он ведь этого не заслуживает. Он позвал нас в гости, хотел, чтобы всем было хорошо и весело, потому…

– Все-все-все – выставил перед собой ладони Валяев – Как много слов, Киф. Слишком много. Можно было выразиться проще и короче.

Он прихватил со стола бутылку коньяку, хлопнул по плечу Азова, и вышел из кафе.

– Не самый плохой вариант – выдохнув, сообщил всем Илья.

– И не самая умная фраза – фыркнула Генриетта, глядя на пузырьки шампанского в своем бокале – Завтра она выйдет вам боком, уж поверьте. Вы не Киф, вам смелость с рук не сойдет, просто потому что за вашей спиной никто не стоит. Так что приветствую вашу отвагу, которая граничит с безрассудством! Я всегда уважала подобную смесь в человеческих душах, она пряна на вкус и будоражит воображение!

Девушка одним махом выпила искрящуюся в свете ламп жидкость, на ее щеках пурпуром расцвел румянец, Илья же наоборот, изрядно приуныл.

– Как сказал бы глава нашей корпорации – прочь печальные мысли – встал со своего стула Азов – У всех налито?

– У меня нет – тут же сообщила всем Генриетта, и обратилась к Костику, сидящему рядом с ней – Юноша, наполните мой бокал!

Олеся с еле уловимым ехидством глянула на Вику, которая, похоже, вообще уже не понимала, что творится вокруг, а после показала мне глазами на бутылку. Я не без удовольствия подхватил ее и поинтересовался:

– Не желаете освежить емкость, приятнейшая во всех отношениях Олеся?

– Отчего же нет, любезнейший Харитон? – в тон мне ответила она – Раз уж мы теперь с вами друг другу не чужие люди, извольте.

– Итак – зычно гаркнул Азов – Дорогие мои! Я рад, что свой очередной день рождения мне довелось встречать вот в такой славной компании. Инцидент? Забудем о нем. Чтобы в «Радеоне» все прошло гладко? Так не бывает, поверьте, всегда что-то да случится. Но это даже хорошо. Это означает одно – мы существуем. Вот когда все замирает, и каждый последующий день становится калькой с дня предыдущего – тогда пришла беда. Тогда из социума, из общества ушла жизнь, и все стало лишь золой и пеплом. За жизнь, друзья мои. За вас! За то, что вы есть, и вы настоящие!

Хорошо сказал, жалко, записать нельзя. Такой тост и упереть не грех.

Звякнуло стекло, засопели носы, спиртное начало переливаться в желудки. Особенно старался Илья, он набулькал себе коньяку в стакан, а не в рюмку. Видать, проняли его слова Генриетты. Впрочем – чего ей не верить? Она к верхушке корпорации ого-го как близка, хотя и не является ее сотрудником, потому знает, о чем говорит.

Что интересно – с уходом Валяева исчезла некая нервозность, которая ощущалась до того. Голоса зазвучали громче, то и дело слышался смех, а через какое-то время и танцы начались, причем самое деятельное участие в них приняли двое – Генриетта, привычная сонливость которой по мере приближения полуночи сменилась активностью, и пьяненький до изумления Илья, который настолько сильно долбил каблуками своих туфель полы, что, казалось, вот-вот они начнут крошиться.