Кузнецов. Опальный адмирал - [2]

Кузнецову маршал Василевский нравился. Серьезный и энергичный, без эмоций, он как-то сразу располагал к себе, и не только потому, что был эрудированным военачальником, но прежде всего потому, что умел понять каждого, с кем имел дело. Особенно это проявилось в годы недавней войны, когда главкому ВМФ Кузнецову приходилось решать в Генштабе немало серьезных вопросов по взаимодействию кораблей и частей флотов с сухопутными войсками Красной Армии, проводившими оборонительные и наступательные операции на советско-германском фронте. Вот и сейчас, увидев Кузнецова, вошедшего в кабинет, Василевский пожал ему руку, кивком пригласил к столу.

— Значит, пришло время на военном флоте иметь авианосцы? — Губы маршала сложились в добродушную улыбку.

«Быстро, однако, Сталин отреагировал на наше письмо, даже не верится», — отметил про себя Николай Герасимович. А вслух, глядя на военного министра, сказал:

— Полагаю, мне как военачальнику, отвечающему за военный флот, дано право требовать то, что необходимо для повышения его боеспособности? — В голосе Кузнецова не было упрека или вызова, он констатировал лишь то, чего никто не мог оспорить.

— Не только дано право, Николай Герасимович, ты обязан в первую очередь думать, как и чем укрепить военный флот!

Василевский докурил папиросу, смял окурок в стеклянной массивной пепельнице с изображением взлетающего горного орла. Ее маршалу подарил в Крыму генерал Петров в знак благодарности за помощь при освобождении города Севастополя от гитлеровских захватчиков.

— С вашей служебной запиской меня ознакомил товарищ Сталин, — веско продолжал Василевский, — проблема не из легких, но лично я — «за»! Авианосцы нам очень нужны, чем скорее они появятся на флоте, тем лучше. Сколько их сейчас в США и Англии, кажется, двадцать?

— В строю — двадцать пять, — уточнил Кузнецов.

— Прилично, а у нас пока нет ни одного, — грустно произнес маршал. — Вчера я разговаривал с министром судостроительной промышленности Малышевым. И что же? Вячеслав Александрович тоже не против, но строительство легких авианосцев он может начать лишь за счет тяжелых или средних крейсеров.

У Кузнецова глухо вырвалось:

— С Малышевым тяжело решать такие вопросы. Я с ним как на ножах.

— Я слышал не раз о вашей с ним перепалке по вопросу строительства кораблей и подводных лодок, — продолжал Василевский. — И все же в этом деле я отдаю приоритет вам, Николай Герасимович, так что у вас есть надежный союзник, — шутливо добавил Александр Михайлович. — Но продолжим наш разговор… Иосиф Виссарионович дал мне прочесть ваш документ и попросил высказать свое мнение, сам же и словом не обмолвился, какова же его позиция в этом важнейшем вопросе. Это-то меня и смутило. Но будем за ваше предложение сражаться!.. Так вот что мне надо, Николай Герасимович, чтобы я мог аргументированно доказывать вождю нашу правоту. Сможете подготовить мне справку? Грозная ли это сила на море — легкий авианосец, какие задачи, по вашему замыслу, он должен решать, наконец, как быть, если мы прекратим строить тяжелые или средние крейсера? Не ослабит ли это мощь нашего флота? — На лице маршала появилась улыбка. — Я же не моряк, ты уж не сердись…

— Будет такая справка, товарищ маршал. — Кузнецов помолчал. — Вчера я листал свой фотоальбом. В нем есть снимок, где три маршала — вы, Мерецков, Малиновский, генерал армии Пуркаев и я, в то время главком ВМФ, стоим в Порт-Артуре на фоне разбитой японской военной техники. Да, я еще не забыл, как в сорок пятом под вашим командованием войска Красной Армии при поддержке моряков Тихоокеанского флота громили японскую «могучую» Квантунскую армию, как ее называли японцы. Веселое было время, не так ли?

— Очень даже веселое. — Маршал взял папиросу и снова закурил. — Тогда перед началом боевых действий я был с вами на кораблях флота. Душа радовалась, когда видел, как моряки горели желанием скорее разгромить японцев… Нет, к морякам я отношусь с глубоким уважением, это люди большой отваги и чести. — И вдруг без всякого перехода грустно добавил: — А вот морской кортик ты, Николай Герасимович, все еще мне не подарил…

— Каюсь, виноват, — смутился Кузнецов. — Но мы это дело поправим, Александр Михайлович. Вы столько сделали для военного флота, что не грешно подарить вам и адмиральский катер!..

Кузнецов вернулся в Наркомат ВМФ в хорошем настроении. Хотел было вызвать адмирала Головко, чтобы сообщить ему о беседе с военным министром, как прибыл адъютант и вручил письмо, пояснив:

— Личное!

— Личное? — удивился Николай Герасимович. На конверте он прочел: «Москва, Военное министерство. Главному адмиралу ВМФ Кузнецову Н. Г. (личное)». — Ну-ну, поглядим, кто назвал меня главным адмиралом флота и что надо заявителю. — Он вскинул глаза на адъютанта. — Скажите адмиралу Головко, чтобы прибыл ко мне к одиннадцати ноль-ноль. Пусть возьмет с собой служебную записку насчет строительства легких авианосцев.

— Есть! — отрапортовал адъютант и вышел.

Кузнецов надорвал конверт. «Здравствуйте, Николай Герасимович! — прочел он. — Пишу Вам письмо, а у самой слезы затуманили глаза. Я не забыла, как Вы помогли моему сыну Петру Климову перевестись служить из Владивостока на Северный флот, в Полярный. Я тогда была так рада, что в моем сердце до сих пор теплится уважение к Вам. Но судьбе было угодно нанести моему сыну новый удар, от которого я едва не слегла в больницу: его уволили в запас. Там, где его отец в сорок третьем погиб на подводной лодке, сражаясь с фашистами, его сыну запретили служить!