Кузнецов. Опальный адмирал - [16]

— Ну что ж, приезжайте, — ответил он.

Я спросил Молотова, почему наш наркомат даже не поставили в известность, что Днепровская военная флотилия должна участвовать в операции.

Ясного ответа я не получил. Я понимал, что оперативными вопросами он не занимался. Поэтому хотелось поговорить о создавшемся положении со Сталиным, но попасть в те крайне напряженные дни к нему не удалось. Позднее я пожаловался ему, что нас не информируют о военных мероприятиях. Сталин спокойно ответил:

— Когда надо будет, поставят в известность и вас.

Что оставалось делать наркому ВМФ? Он срочно послал в Днепровскую военную флотилию заместителя начальника Главного морского штаба контр-адмирала Алафузова, потребовав от него на месте принять все нужные меры, о чем и сообщить в наркомат. Потом связался по телефону с Масленниковым.

— Иван Иванович, корабли Флотилии окажут пограничникам всю необходимую помощь. Распоряжения на этот счет мною даны.

Корабли Днепровской военной флотилии приняли участие в операции по освобождению Западной Белоруссии и Западной Украины. Моряки хорошо себя проявили, поддержав армейские части и пограничников.

Утром, едва Кузнецов вошел в кабинет, позвонил Сталин.

— Вы знакомы с наркомом судостроительной промышленности Тевосяном?

— Я с ним завтра встречаюсь. Корабли-то нам нужны как воздух! Но строят их черепашьим шагом.

— Вот-вот, черепашьим шагом, — сердито отозвался Сталин. — Вчера у меня был Тевосян, и я потребовал, чтобы вместе с вами он наметил, что дать флоту в первую очередь — крейсера или подводные лодки.

— Лучше, если даст он и то и другое…

Но Сталин уже положил трубку, даже не дослушав. От этого Николаю Герасимовичу стало не по себе. Какое-то время он сидел задумавшись, потом позвонил адмиралу Галлеру.

— Лев Михайлович, вы мне очень нужны!

У начальника Главного морского штаба ВМФ был большой опыт службы на флоте. Галлер командовал линкором «Андрей Первозванный», когда в 1919 году вспыхнул мятеж в форту Красная Горка. Он лично командовал корабельной артиллерией, которая вела огонь по мятежникам. А после Гражданской войны Лев Михайлович руководил восстановлением Балтийского флота.

— Что случилось? — блеснул глазами Галлер, прикрыв за собой дверь. — Я только начал разговор с главным кадровиком.

— Ничего особенного, Лев Михайлович. — Нарком кивнул ему на кресло. — Завтра с утра едем вместе к наркому Тевосяну.

Товарищ Сталин распорядился, чтобы втроем мы обсудили вопросы постройки новых кораблей. Вот и давайте сейчас посмотрим, что надлежит сделать.

— Я схожу за своей рабочей тетрадкой, там все записано, что нам надо просить у Тевосяна…

Часа два они оба сидели у наркома Тевосяна, им удалось найти с ним общий язык и почувствовать доброжелательное отношение к флотским проблемам. Правда, по некоторым вопросам Кузнецову пришлось поспорить, но ради дела чего не бывает!

— Я люблю военный флот, Николай Герасимович, — сказал на полном серьезе Тевосян, пощипывая тонкими пальцами свои колючие усы. — И ты любишь… Так что нам делить? И товарищ Сталин любит флот, значит, что мы решим, то он и одобрит. Ну, как?

— Убедил ты меня, Иван Федорович, — улыбнулся Кузнецов, отдавая папку с документами Галлеру. — Жаль, что нам с вами не довелось участвовать в дискуссии, каким быть Военно-морскому флоту и какие задачи он призван решать. Теперь вот нам надо думать, нужны ли флоту линкоры и тяжелые крейсера.

Дискуссия, о которой упомянул нарком ВМФ, проходила, когда начальником ВМС РККА был Муклевич, в ней приняли участие ученые, руководители, конструкторы и специалисты промышленности. Муклевич тогда объявил:

— Будем строить разные корабли и подводные лодки, нужные для обороны, а не для войны за овладение морями и господства на океанах. Поэтому строить линкоры и тяжелые крейсера нет смысла.

После этой дискуссии, когда Кузнецов стал командующим Тихоокеанским флотом, уже другой начальник ВМС, Орлов, по требованию ЦК партии представил в Совет Труда и Обороны десятилетнюю программу кораблестроения, где были преимущественно линкоры и тяжелые крейсера, а также один авианосец. Но осуществить эту программу помешала война, и это, как считал Кузнецов, было к лучшему.

Первомайский парад на Красной площади был людный. У всех — радостные лица, к тому же погода выдалась хорошая. Утро тихое, безветренное, в небе островками плыли белые облака. Нарком ВМФ в числе других военачальников стоял на трибуне мавзолея и не сводил глаз с площади, когда по ней стройными рядами, чеканя шаг, шли красиво и слаженно курсанты Ленинградского военно-морского училища имени Фрунзе. Им горячо рукоплескали москвичи и гости столицы. Сталин тоже хлопал в ладоши. Повернувшись к Кузнецову, он сказал:

— Хорошее морское училище, и готовит оно для флота отменных командиров. Так мне заявил нарком Ворошилов. Вы, кажется, тоже в нем учились?

— Давно, товарищ Сталин, еще в двадцать шестом году. Когда плавал на корабле, то рассказывал морякам, что это училище создавал Петр Первый.

— Выходит, этому училищу уже более двухсот лет? — удивился Сталин.

— Так точно! — Нарком помолчал. — Я вот о чем подумал. Давайте учредим День Военно-морского флота и будем широко отмечать его! Народ наш любит моряков, и этот праздник всем придется по душе. И военный флот от этого выиграет. Как вы считаете?