Кузены - [74]

Бабушка возвращается к своему чаю, а я все пытаюсь найти достойный ответ. В конце концов я просто говорю то, что думаю:

– И вы совсем не хотите узнать нас поближе? Или наших родителей – то, какими они стали?

Она отвечает холодным, оценивающим взглядом.

– Ты считаешь, твой отец этого стоит?

В кармане у меня тяжелым грузом лежит телефон, переполненный аргументами «против». Адам Стори – лжец, неверный муж и человек, который всегда, в любой ситуации, думает в первую очередь только о себе. Однако потом на память мне приходит виденное в кондитерской их с бабушкой фото – ее рука любовно лежит на его щеке, и у обоих на лицах настоящие, непритворные улыбки. Я такой от него никогда не могла добиться, как ни старалась.

– Он мог бы стать стоящим человеком, – говорю я.

Бабушка вновь наполняет свою чашку.

– Мы, однако, живем в реальном мире, а не в том, где «он мог бы», не так ли?

– В том мире, который создали вы.

Моя внезапная прямота удивляет нас обоих.

– У меня не было другого выбора, – отвечает бабушка, окидывая меня взглядом. – Ты должна это понимать. Как я уже говорила, ты производишь впечатление благоразумной девушки.

– Благоразумной… – повторяю я.

Слово повисает в воздухе. Я понимаю, что оно значит на самом деле. «Покорной». От меня не приходится ждать проблем – я не стану пытаться ни манипулировать ею, как Джей-Ти, ни бросить вызов, как Милли. Со мной нет никакого риска. Я выслушаю все, что мне скажут, и послушно передам кому велено. Меня вдруг охватывает непреодолимое желание сделать что-то, чего от меня не ждут, – убраться отсюда не просто так, не по-тихому.

– Хорошо, – говорю я. – Но прежде чем я уйду, ответьте мне на один вопрос.

Идеально прорисованные брови удивленно приподнимаются.

– В смерти Кайлы Дьюгас было что-то необычное?

Хотела бы я, чтобы Милли тоже увидела это выражение на бабушкином лице. Потрясенно уставившись на меня, та опускает чашку на блюдце так резко, что чай выплескивается на перчатки.

– Как ты… – выдыхает Милдред. Сделав чудовищное усилие, она все же овладевает собой: – О чем ты вообще говоришь?!

Я медлю. Не хочу доставить неприятности Хейзел или дяде Арчеру. Чтобы выиграть время, тянусь за кофейником, но на нервах промахиваюсь и сбиваю его рукой. На долю секунды он угрожающе наклоняется, и мне почти удается его поймать, но потом он все же опрокидывается, выливая обжигающее содержимое прямо на бабушку.

– Господи боже! – пронзительно вскрикивает та.

Мгновенно оказавшись на ногах, она стаскивает перчатки, на которые пришелся основной удар, и оттягивает мокрую юбку. Я несколько секунд ошарашенно гляжу на разразившуюся катастрофу, и только потом сознание возвращается ко мне и я тоже вскакиваю.

– Простите! Я нечаянно! Простите! – лепечу я, суя бабушке свой платок.

– Милдред? – появляется в дверном проеме Тереза. – Что случилось?

Увидев всю сцену, она бросается к столу, высыпает лед из стакана в платок и прикладывает к бабушкиным рукам.

– Вы обожглись?

– Кажется, да, – натянуто отвечает та.

– Давайте пройдем куда-нибудь, где можно будет получше рассмотреть, – говорит Тереза и, обернувшись ко мне, командует: – Обри, ты сама можешь найти выход. Будь добра!

– Хорошо, – всхлипываю я, видя, как исказилось от боли лицо бабушки. – Мне правда очень жаль.

Тереза уводит ее куда-то внутрь. Я пытаюсь вернуться тем же путем, каким мы пришли, но сворачиваю не туда и в итоге оказываюсь в чем-то вроде библиотеки с книжными полками от пола до потолка и массивным столом прямо под окнами. Сразу за дверью стоит еще один, резной, поменьше, с разнообразной декоративной посудой. Мой взгляд падает туда, и я замечаю кое-что знакомое на бронзовом подносе – тонкую серебряную карточку, такую же, какой шофер открывал ворота на въезде к Кэтминт-хаусу.

Недолго думая, я делаю то, чего от меня никто не ждет, – сую ее себе в карман.

Глава 21. Джона

К пяти часам воскресенья я уже точно осознаю, что пропустил свой паром до Хайанниса. Не знаю, что там будет дальше, но прямо сейчас у нас ужин на открытом воздухе. До странности банально, учитывая события прошедших суток, но есть-то надо, к тому же на дворе лето.

– Повар из меня так себе, – предупреждает Арчер, переворачивая бургеры на гриле, который нашел в сарае и умудрился заставить работать. – Но тут что-то испортить сложно.

Милли и Обри тоже здесь – их привез на «Джипе» Эфрам. Карсон Файн все-таки отобрал у них ключи – вроде бы поступок, достойный Дональда Кэмдена, – однако тут же передал их моему бывшему соседу, чтобы тот мог подвезти девушек. Жаль, что не удалось попрощаться с таким замечательным начальником.

Арчер предложил Эфраму тоже остаться, но тот отказался.

– У вас тут все по-семейному. – И ухмыльнулся в мою сторону: – Ну, почти. Но все равно спасибо.

Прежде чем уехать, он помог мне составить разбросанные там и сям по двору стулья в кружок на бетонной площадке у дома. Милли со мной по-прежнему не разговаривает, однако села рядом, и, кажется, от ее позы уже не так веет холодом, как с утра.

Деревянная калитка в заборе вдоль задней части сада не сразу, но отворяется и впускает женщину – темноволосую, чуть младше Арчера. В руках у нее большой противень, накрытый фольгой.