Кутузов - [211]

— Молодцы! — восхищенно сказал главнокомандующий. — Ишь какие у нас на Руси геройские девушки! Петр Петрович, дай-ка — вон на подоконнике лежит — медовую коврижку. Давеча мне купцы из Калуги прислали. Попотчуем-ка наших дорогих гостей!

Коновницын протянул молодицам большую, как поднос, украшенную сахарным вензелем "МК" коричневую коврижку.

Партизанки отказывались, благодарили, пятились от коврижки к порогу, но Михаил Илларионович заставил их принять угощение. Молодицам пришлось унести с собой коврижку. Они шли, гордые тем, что их попотчевал сам Михаил Ларионович.

Коновницын вызвал к главнокомандующему следующего партизанского гонца — крепкого, чернобородого крестьянина.

— От Герасима Курина, из Вохновской волости, — доложил Коновницын.

— Добро пожаловать! — приветствовал Кутузов. Он ценил Герасима Курина как одного из самых талантливых организаторов крестьянских отрядов.

— Да ты, брат, похож на Герасима Курина, — сказал Кутузов. — Такой же чернобородый…

— Герасим — мой двоюродный брат.

— Ах, вон оно что! Ну, какие вести привез?

— Стараемся, ваше сиятельство. В воскресенье опять сшибка была на большой дороге. Сто восемьдесят девять положили на месте, сам считал, сто шестьдесят два запросили пардону, из них два офицера, да разбежалось сколько-то. Захватили двадцать две телеги с амуницией и лошадьми, шесть зарядных ящиков и вот что.

Чернобородый достал из-за пазухи малиновый шелковый сверток. Он развернул сверток на столе у главнокомандующего — это было французское знамя.

— Какого полка? — нагнулся над полотнищем Михаил Илларионович.

— Сто семьдесят второго линейного пехотного, — прочел Коновницын.

— Вот за это, дружок, спасибо! — весело сказал главнокомандующий. — А кто же взял знамя?

— Я, ваше сиятельство, — смутился чернобородый.

— Молодец! Тебя как величать?

— Емельян Васильев.

— Молодец, Емельян! Петр Петрович, запиши, голубчик, его фамилию. Надо представить к награде. Славно, славно! — повторял Кутузов, разглядывая знамя. — Вон в двух местах прострелено. Бывалое, боевое… А в стычке потери у вас были?

— Человек двадцать легко ранены да семь убиты…

— Вечная им память! — перекрестился Кутузов. — Ну, удружил Герасим! Ай да Курин! Ежели бы его учить, хороший полководец вышел бы! Сколько сейчас у вас в отряде народу?

— Около пяти тысяч пеших, ваше сиятельство, да пятьсот конных.

— Слышишь, Петр Петрович! Это два полка. А пушек не прибавилось? Все те же, что тогда взяли?

— Не прибавилось, — виновато ответил Емельян.

— Ну, передай Герасиму Курину — спасибо! Это не я говорю, Отечество, Россия говорит!

Емельян Васильев, обрадованный тем, что главнокомандующий обещал отметить его за взятое знамя и что сам Кутузов передает через него благодарность всему отряду, ушел из избы, сияя от счастья.

— Сколько за последние дни взяли в плен партизаны? — спросил у Коновницына Михаил Илларионович.

Коновницын полистал ведомости, лежащие на столе, и прочел:

— С третьего по восемнадцатое сентября уничтожено более тысячи ста человек, взято в плен один генерал, двадцать три офицера и пять тысяч пятьсот солдат. И это, ваше сиятельство, без сегодняшних, — уточнил он.

Кутузов встал из-за стола, чтобы немного размяться. Он тоже был удовлетворен: войну небольших отрядов регулярной армии он превратил во всенародную.

…Вечерело. В избе главнокомандующего уже горели на столе две свечи, а Кутузов все выслушивал рассказы партизанских гонцов.

II

Вечером 7 октября, когда в русском лагере пели, гуляли, веселились по случаю вчерашней тарутинской победы, к главнокомандующему примчался гонец от генерала Дорохова, стоявшего со своим небольшим летучим отрядом у села Котово. Дорохов сообщал, что на новой Калужской дороге показались значительные силы французов, и просил прислать в помощь два полка пехоты, обещая: "Я сей отряд убью непременно!"

Михаил Илларионович уже поджидал движения французов, хотя, по своему обыкновению, не говорил о нем никому. Кутузов знал, что Наполеон рано ли поздно уйдет из Москвы, поймет наконец, что нечего сидеть у моря и ждать погоды.

Поражение Мюрата у Чернишни должно было ускорить это.

Конечно, Наполеон захочет пробиться на юг, к Калуге, где собраны все запасы русской армии. Старая Калужская дорога короче, но ее не уступал Кутузов — он вернулся назад к Тарутину.

Люди, не вникавшие глубоко в положение вещей, советовали вчера Михаилу Илларионовичу гнаться за Мюратом. Фельдмаршал отказался от этого: неаполитанский король отступил бы еще, а Наполеон тем временем обошел бы Кутузова и раньше его появился бы у Боровска.

Пока еще было неясно, куда направился Наполеон: он тоже следил за каждым шагом Кутузова. Михаил Илларионович старался поступать так, чтобы не он, а французский император сделал бы первый шаг. Кутузов придерживался той же тактики, как при Бородине.

Еще вчера, после сражения, Михаил Илларионович послал на всякий случай 6-й корпус Дохтурова, казачьи и егерские полки к Боровску, подчинив ему отряды Дорохова, Фигнера и Сеславина. Вместе с Дохтуровым Кутузов отправил и генерала Ермолова: Михаил Илларионович не хотел видеть его львиного взгляда, в котором львиное соединялось с лисьим.