Кутузов. Книга 1. Дважды воскресший - [87]

– При повороте в одну из улиц, – уже с некоторой торжественностью продолжал он, – я заметил в углублении перед дверями мрачного здания высокого и худого человека. Он был закутан в плащ, наподобие испанского, и надвинул на глаза военную шляпу. Казалось, этот человек поджидал кого-то. Как только мы поравнялись с ним, он вышел из своего убежища и молча подошел ко мне с левой стороны. Невозможно было разглядеть черты его лица. Только его шаги по тротуару издавали странный звук. Как будто камень ударялся о камень. Я был сначала изумлен этой встречей. Затем мне показалось, что я ощущаю холод. Холод в левом боку, к которому прикасался незнакомец! Меня охватила дрожь. Я обернулся к Куракину и сказал: «Странный у нас, однако, спутник!» «Какой спутник?» – удивился он. «Вот тот, который идет слева от меня. И кажется, производит изрядный шум». Ты помнишь, Куракин?.. – снова обратился император к другу своей юности.

– Да, ваше величество, – медленно ответил тот. – Я в изумлении таращил глаза и уверял, что слева от вас никого нет…

Михаилу Илларионовичу невольно передалось настроение, которое охватило обоих участников давней прогулки. Не решаясь перебивать говоривших или вмешиваться в рассказ государя, он молча слушал продолжение этой странной истории.

– Я изумился! – возбужденно говорил Павел. – И сказал: «Как! Ты не видишь человека в плаще? Который идет слева, между стеной и мною?» – «Ваше высочество! Вы сами касаетесь стены. Между вами и стеной нет места для кого-то другого…» Я протянул руку…

Тут император поднял руку, пальцы которой приметно дрожали.

– Действительно, я почувствовал камень. Но человек был тут и продолжал идти со мной в ногу. Шаги его по-прежнему издавали звук, подобный удару молота. Тогда я начал всматриваться в него и из-под шляпы встретил такой горящий взгляд, какого не видывал ни раньше, ни позже. Взгляд этот приковывал к себе, у меня не было сил избежать его притяжения. «Ах, – сказал я Куракину, – я не могу даже передать, что чувствую. Но что-то странное…» Я дрожал. Но не от страха, а от холода. Какое-то необъяснимое чувство постепенно охватывало меня и проникало в сердце. Кровь застывала в жилах. Вдруг глухой и грустный голос донесся из-под плаща, закрывавшего рот моего таинственного спутника: «Павел, Павел!» Я невольно отвечал, подстрекаемый какой-то неведомой силой: «Что тебе нужно?» «Павел!» – повторил тот. На этот раз голос звучал ласково, но с еще более грустным оттенком. Я ничего не ответил и ждал. Он вдруг остановился. Я вынужден был сделать то же самое…

Государь взял пухлую руку Кутузова в свою, маленькую и крепкую, сжал ее.

– Я услышал: «Павел! Бедный Павел! Бедный принц!» Я обратился к Куракину, который также остановился: «Слышишь?» – «Ничего, государь! Решительно ничего! А вы?» А я, я слышал! Этот плачущий голос еще раздавался в моих ушах. Я сделал отчаянное усилие и спросил таинственного незнакомца, кто он и чего от меня желает…

Павел выпустил руку Кутузова, наклонил к нему курносое лицо и продолжал совсем тихо, словно страшась, что его могут услышать стены:

– И он сказал мне: «Бедный Павел! Кто я? Я тот, кто принимает в тебе участие. Чего я желаю? Я желаю, чтобы ты не особенно привязывался к этому миру. Потому что ты не останешься в нем долго. Живи как следует, если желаешь умереть спокойно. И не презирай укоров совести. Это величайшая мука для души». Он пошел снова, глядя на меня все тем же пронизывающим взором. И как прежде, я должен был остановиться, следуя его примеру, так и теперь я был вынужден следовать за ним. Я шел, а он давал направление нашему пути. Это продолжалось в молчании более часа. И я не могу вспомнить, по каким местам мы проходили. Куракин и слуги удивлялись, но не смели меня остановить… Посмотрите на него, – вдруг перебил себя император, указывая на князя Александра Борисовича. – Он еще улыбается! Он все еще воображает, что я это видел во сне!

Михаил Илларионович быстро взглянул на Куракина. Тот, борясь с собой, силился улыбнуться. Но лишь жалкая гримаса искривляла его лицо.

В досаде Павел махнул рукой. Он не прочел правильно улыбки своего бывшего фаворита.

– Наконец, – вернулся император к своему рассказу, – мы подошли к большой пустынной площади между мостом через Неву и зданием Сената. Незнакомец уверенно направился к центру ее и там остановился. Я последовал за ним, но услышал: «Павел, прощай! Ты меня снова увидишь. Здесь и еще в другом, увы, далеком месте…» Затем, – с дрожанием в голосе проговорил государь, – шляпа его сама собой приподнялась, как будто бы он прикоснулся к ней. Тогда мне удалось свободно разглядеть его лицо. Я невольно отшатнулся! Я увидел орлиный взор, смуглый лоб и строгую улыбку моего прадеда. То был Петр Великий! Ранее чем я пришел в себя от удивления и страха, он исчез…

Павел замолчал. Молчали и его слушатели, обуреваемые разными мыслями. Кутузов зорко, как врач, глядел на императора. Наконец тот собрался с силами.

– На этом самом месте покойная матушка соорудила затем знаменитый памятник Петру. Не я указал ей место, предугаданное заранее призраком. Поверьте, Михайла Ларионович, я сохранил воспоминание о каждой подробности. Это было видение! Иной раз мне кажется, что все снова повторяется передо мной. Помню, я возвратился во дворец изможденный, словно после многодневного пути, и буквально с обмороженным боком. Потребовалось несколько часов, чтобы отогреть меня под одеялами с горячим пузырем…