Кутепов: Мираж - [4]

В автомобиле уютно, тепло и можно не видеть город, захлёстываемый толпой и туманом, но, к сожалению, это не позволяет забыть о происходящем.

У подъезда Градоначальства на Гороховой полковника ожидал жандармский ротмистр. Провели наверх. В приёмной толпились адъютанты. С некоторыми Дымников был знаком. По их поведению легко было догадаться, что обстановка в городе ухудшается: не слышно ни анекдотов, ни рассказов об оперетте или «Привале комедиантов» — только короткие и негромкие фразы о забастовщиках, о взбунтовавшихся полках. Полковника сразу пригласили в кабинет командующего.

   — Ваше высокопревосходительство, помощник командира лейб-гвардии Преображенского полка гвардии полковник Кутепов по вашему приказанию прибыл.

Усадили в кресло. Здесь в большом кабинете собрались те, кто обязан навести в городе порядок и восстановить нормальную жизнь. Главным был генерал Хабалов. «Настоящий генерал-командир», — решил, глянув на него, Кутепов: лет около 60, красивая седина, уверенный взгляд, спокойный голос человека, привыкшего к тому, что его слушают и повинуются. В кресле у стола градоначальник Балк, который, кажется, был испуган ещё несколько дней назад, но так и не отошёл от испуга. У окна военный министр Беляев, генерал, попавший «в случай» к императрице. Его Кутепов знал и не любил. Министр, прозванный в армии «Мёртвая голова», сидел неподвижно, с ничего не выражающим каменным лицом. Рядом с Беляевым Кутепов увидел министра внутренних дел Протопопова — худенького, с седой подстриженной бородкой, с головой, словно вдавленной в плечи. Были здесь и преображенец полковник Павленков и ещё несколько офицеров. Они собрались, чтобы решить судьбу столицы, судьбу России. Что же они решили?

Хабалов, основываясь на докладах других участников совещания, сообщил Кутепову о положении в городе: рота преображенцев, солдаты Литовского полка и волынцы соединились с толпой бунтовщиков, разгромили казармы жандармского дивизиона и громят школы прапорщиков инженерных войск.

   — Так же на Литейном, — сказал Протопопов.

Кутепов не в первый раз испытывал мгновенные перемены в своём видении тех, кто имел право отдавать ему приказы. С первого взгляда они казались незыблемо уверенными в себе, решительными и бесстрашными, но вдруг оказывались совсем другими — ему бы командовать ими. Однако ещё в училище, когда приходилось подчиняться унтерам из таких же юнкеров, как и он сам, а порой и худшим, Кутепов навсегда решил, что главный закон военной службы г выполнять приказ, а не судить командира. Иначе можно дойти до того, что на фронте оспорить приказ Верховного, то есть самого Государя. Кутепов никогда не позволял себе противоречить командиру, разве что в мыслях, но и мысли Такие он прогонял. Потому и удавалась служба. Теперь полковник увидел растерянность в генеральском взгляде Хабалова, страх градоначальника, тоскливую беспомощность недалёкого министра внутренних дел, бестолковость, нежелание что-то решать у других участников совещания. Оказалось, что в столице среди всех министров и генералов нет ни одного человека, способного прекратить беспорядки. Хабалов обвёл глазами присутствующих, как бы ища подтверждения правильности своего решения, и сказал, стараясь придать голосу решительность и непреклонность:

— Я назначаю вас, полковник Кутепов, начальником карательного отряда.

Не задумываясь о смысле предстоящих действий, о том, что надо будет защищать то, что никто защищать не хотел, о необходимости рисковать жизнью и убивать, полковник обеспокоился лишь соблюдением субординации:

   — Я готов выполнить любой приказ, любое задание, но я нахожусь в отпуске, запасной полк мне не подчиняется.

   — Все отпускные подчиняются мне. Состав отряда и его задачи обсудим немедленно...

Тем временем поручик Дымников рассказывал знакомому адъютанту о прекрасном вчерашнем вечере, проведённом с Муравьевым и подругами.

   — Говорят, Васька — красный? — спросил адъютант.

   — Какой он красный? — удивился Леонтий. — У него отец на бирже миллионами ворочает. Просто болтает языком, как все мы иногда болтаем. Помнишь, чего только не говорили об императрице и Распутине? А он ещё вспоминает предка-декабриста.

В этот момент беседа была прервана. Из кабинета вышел полковник Кутепов и объявил:

   — Господин поручик, я назначен командиром карательного отряда, вы назначены моим адъютантом.

Основу карательного отряда составила рота Кексгольмского полка, дежурившая у Градоначальства. Роту построили в колонну, и она двинулась к Невскому. Поручик Дымников не хотел ни умирать, ни убивать, но он был мужчиной не только в застолье и с женщинами. В училище действовал не хуже других юнкеров и в манеже, и на полигоне, и на стрельбище, а когда в 14-м пришлось идти под австрийские пули, быстро научился скрывать свой страх и без красивых слов о присяге и долге служил исправно, как и другие офицеры, его товарищи. Служба — мужское дело. Если попал в каратели, то и здесь служи.

От полковника, невысокого, но плотно сбитого, с «императорской» бородкой и усами, исходила мужественная решительная уверенность в правильности и необходимости своих действий. Когда у тебя такой командир, ты успокаиваешься и начинаешь верить в победу.