Кушла и ее книги - [31]

Он добавляет, что восемнадцати месяцев жизни «совершенно недостаточно» для формирования элементов, которые должны быть заложены, прежде чем развитие ребенка достигнет предоперационального уровня, и высказывает предположение, что развитие ребенка на первом году жизни «особенно ускорено».

Здесь есть причина поверить, что когнитивное развитие Кушлы, обнаружившееся после ее первых восемнадцати месяцев, не так уж отставало от развития среднего ребенка, что со временем стали утверждать, в частности, медицинские авторитеты; некоординированность движений ее рук и взгляда в этот период сказывалась на ее внешнем виде, который давал неверное представление о ее когнитивных достижениях.

В дальнейшем речь Кушлы развивалась нормально и отличалась от речи среднего ребенка только высоким процентом содержавшихся в ней отсылок к «прочитанному» ею.

Выготский и Пиаже описывают феномен «эгоцентрической речи», в которой ребенок говорит вслух о своих внутренних планах и действиях, не делая различия между речью для себя самого и социальной речью для остальных. Вот как говорит Кушла в три с половиной года сама себе в то время как рисует:

«Это похоже на обезьянку с очень тонким хвостом, это на рыбку в пруду, это на рыбку в море… Посмотри, вот это как будто лодка плывет туда и обратно. Я нарисовала маленькую-маленькую лодочку, я нарисовала большую лодку. Смотри, я нарисовала имя Топси и Тима. Я нарисовала мышку, которая играет с Агапантой… это кусочек пальца… Это маленькая кроватка, чтобы спать, а здесь подушка…»

Любой трех-четырехлетний ребенок может думать вслух; необычна только область запоминания Кушлы. По объему она была поразительной (и незапланированной). Родители не представляли себе, какова будет реакция Кушлы на их «программу чтения». Можно ли сделать какие-либо выводы относительно вероятного влияния такого чтения наизусть на формирование речи Кушлы?

Часто фраза или изречение, «перенятые» Кушлой, когда она начинала говорить, например (3–5 лет): «кошка, которая будет сидеть на ступеньках или мурлыкать у огня» (из «Маленького деревянного фермера»), казалось, выскальзывали у нее невольно. В последнее время она дает понять, что сама осознает это, например (3–8 лет): «Теперь я собираюсь идти по магазинам. Ой, мам, я забыла чековую книжку! Забыла, что кошки не летают, но прежде всего забыла, что кошки плюхаются!» («Мог, забывчивая кошка»). Смеется: «Я глупая, да?» По ее манере в этом случае было видно, что она говорит о своей интерполяции, а не о своей забывчивости.

Словарь Кушлы, несомненно, отражает ее знакомство с книгами. Слова и фразы возрастающей сложности и выразительности употребляются правильно: «не делаю ничего особенного», «изумительный вид», «ужасно испуганный», «трудный», «молчаливый», «необыкновенный», «нелепый». Во время написания этой книги, слушая «Пропустите утят» (Make Way for Duckling) Роберта Макклоски (Robert McCloskey), она почерпнула фразы «большая ответственность» и «лопаться от гордости», которые употреблены для описания отношения родителей-уток к только что вылупившимся утятам. Выражение Кушлы, нескрываемое удовольствие, не оставляло сомнений, что эти фразы, неизвестные несколько недель назад, обрели значение и стали доступными вскоре в других контекстах.

Как было сказано выше, (гл. 5, стр. 67), Кэрролл в 1939 году предположил, что заучивание наизусть представляет собой важный фактор в развитии речи и заслуживает изучения. Трудно не прийти к выводу, что если ребенок продемонстрировал способность «брать» из прочитанного вслух и заучивать слова фразы, которые затем верно употребляет в других контекстах, он таким образом пополняет свой словарный запас и, следовательно, свой познавательный багаж. Действительно, кажется, что Кушла делала и продолжает это делать: по крайней мере, в ее случае заучивание наизусть материала было вкладом в развитие ее речи.

Джоан Таф (Joan Tough), автор книги «Сосредоточьтесь на значении» (Focus on Meaning) (1973), с подзаголовком «Разговаривать с маленькими детьми полезно», предназначенной «для помощи учителям, родителям и всем, кого волнует, чтобы дети, вырастая, овладевали языком во время игры в раннем детстве», определяет домашнее окружение, дающее оптимальную возможность развития речи, которая одновременно выражает и стимулирует детское мышление. Она описывает окружение трехлетнего мальчика, в частности его отношение к взрослым в семье. Взрослый, по мнению Марка, это тот, кто «предлагает информацию, кто приглашает подумать и поспорить… Он знает, что задавать вопросы — значит получать информацию, что пытаться разрешить проблемы — значит получить одобрение и что язык возвращает жизнь прошлому опыту». Ребенок обдумывает это отношение, и пример родителей, которые сами употребляют сложные речевые формы при обсуждении, ожидании, планировании и полагании, отражается в его речи; он овладевает «инструментами мышления».

Джеймс Бриттон (James Britton) (1971) говорит, что «привычка вербализовать создается и развивается прежде всего в разговорах со взрослым», и Лурия, и Юдович (1959) в своей работе с однояйцевыми близнецами Лешей и Юрой, несомненно, показывают, что «отставание в речи и регрессивное поведение», в определенных случаях взаимосвязанные, в данном случае соответствуют программе вмешательства, которую составляют в большой мере «разговоры со взрослым».