Кушла и ее книги - [30]

Кроме того, Пиаже ясно дает понять, что в индивидуальном росте существуют весьма различающиеся ритмы; в то время как этапы проходят последовательно, «существуют вариации в скорости и длительности развития». Фактом первостепенной важности оказывается то, что развитие ребенка — непрерывный процесс, а не то, что он в определенном возрасте точно соответствует определенной стадии развития.

Здесь мы, разумеется, касаемся только очень ранних стадий развития. В процессе изучения дальнейших стадий Пиаже сообщает о тестировании школьников на Мартинике, которое выявило «чстырехлетпес отставание в формировании представления о сохранении признаков объекта, дедукции и упорядочивания», причину чему он видит в «умственной малоподвижности взрослого окружения». Ученый находит, что сравнительное изучение, проводимое в различных странах, обнаруживает «удивительные отставания». Не принимая в расчет (как делает Пиаже) воздействие биологических факторов созревания, мы остаемся с утверждением, что социальные факторы — результаты окружающей среды отдельного ребенка — оказывают некоторое влияние на скорость, с которой он пройдет все основные стадии, начиная с рождения.

Принимая во внимание, что окружение Кушлы обеспечивало ей взаимодействие с «живым умом» (цитируя термин, который Пиаже употребляет, описывая то, чего не хватает детям Мартиники), разве нельзя предположить, что когнитивное развитие девочки в первый год ее жизни происходило если не на среднем, нормальном уровне, то во всяком случае стабильно?

Брунер (Bruner) (1966) поддерживает точку зрения, что частное окружение оказывает стимулирующее или ослабляющее влияние на развитие ребенка. «Ребенок не находит внутреннего импульса роста без соответствующего внешнего импульса», говорит он, а далее, дав определение стадий, какими он их видит (постановляющая, традиционная и символическая), предполагает, что хотя обучение должно быть связано со способом представления, употребляемого ребенком, рост должен поощряться применением других способов, когда только это возможно. В действительности Брунер утверждает, что опыту, приобретенному в обращении в окружающей среде, в постижении и воображении и в символическом представлении, можно в какой-то форме научить ребенка в любом возрасте.

Возможно, физическая невозможность для Кушлы принимать участие в стадии, когда, согласно и Пиаже, и Брунеру, мысль и действие неразделимы, вынудили родителей ввергнуть ее в следующую стадию или, по меньшей мере, столкнуть ее с ней в необычно раннем возрасте.

Физические недостатки Кушлы могли оказаться в данном случае облегчающим фактором. Брунер описывает перцепционное внимание таких маленьких детей как «в высшей степени неустойчивое» и считает, что это может частично объяснить «малое число работ по этому вопросу». Перцепционное внимание Кушлы было каким угодно, но только не «неустойчивым»; в девять месяцев она могла, сфокусировав взгляд на картинке в какой-либо из своих книг, смотреть на нее непрерывно и сосредоточенно в течение нескольких минут, и ровно в одиннадцать месяцев она стала замечать, что известная ей картинка перевернута, что она пыталась компенсировать (см. гл. 3, стр. 27–28, 35–37).

Брунер, описывая перцепционные особенности «иконической» стадии, которая, по его мнению, начинается в начале второго года жизни, указывает, что маленький ребенок легко становится «жертвой визуального обмана», и ссылается на работу Уиткипа (Witkin) и его коллег (1962) в поддержку этой точки зрения. «К тому же, — пишет Брунер, — маленький ребенок (например, трехлетний) плохо умеет составлять картинку из частей или завершить ее по отдельным деталям», что приводит к выводу, что отдельные предметы и их группы на картинке должны допускать единственное, совершенно однозначное толкование — ребенка легко сбивают с толку пересекающиеся линии, общие границы и малозаметные персонажи.

Это, очевидно, обозначает, что забота о том, чтобы иллюстрации были с четким, непрерывным контуром (см. гл. 2 и 3), оправданна; это же может частично объяснить привлекательность для Кушлы черных символов на чистой странице.

Выготский (1962) полагает, что мышление и язык начинаются как отдельные и независимые виды деятельности; он приводит в пример попытки маленького ребенка тянуться к предметам как свидетельство мышления без языка. Развитие познания и языка, полагает он, идет параллельно, но с взаимодействием, пока, примерно в двухлетнем возрасте, эти линии не пересекутся и «мысль станет вербальной, а речь разумной». Возможно, Кушла совершенно четко вписывается в эту схему, но факт, что никакое реальное суждение о ее недостатках невозможно, значит, что можно заниматься только домыслами относительно ее способа компенсации на уровне «действия», если он существует.

Пиаже говорит:

«В течение первого года жизни формируются все позднейшие элементы мышления: понятие о предмете, о пространстве, о времени в виде временной последовательности событий, о причинной связи — то есть все важнейшие понятия, которые затем будут использоваться при мышлении и которые возникают и развиваются одновременно с развитием чувственно-двигательной сферы».