Кушетка - [20]

Линдсей взмахнул очками.

— Типичный параноик может выглядеть абсолютно нормальным при обычных обстоятельствах. Но есть пункты, в которых болезнь выдает себя: чрезмерное честолюбие, мания величия.

— Короче говоря — маньяк, — заключил помощник прокурора. — Мы знаем этот тип, доктор. Вопрос в том, как найти этого человека? — Он пожал плечами. — Мы, конечно, предпримем все необходимое и разошлем снимки топорика в скобяные магазины. Но в городе есть сотни мест, где такие штуки продают по дюжине в день. Это не нить. Давайте не будем себя обманывать. Если мы не нащупаем сейчас верный ход, то зря потеряем время.

— Сегодня тысячи из тех, кто гуляет по улицам, могут быть квалифицированы как параноики, — сказал Янц. — Большинство из них потенциально опасны.

Крицман раздавил сигарету.

— Послушайте, мы каждый день приводим сюда парней, которым следовало бы находиться в лечебницах. Вроде нашего друга Бельмонта и почище. Но что с ними делать? Если нельзя пришить им обвинение, то приходится их отпускать. У нас связаны руки.

— Я знаю... в том-то и проблема, — вздохнул Янц. — Психиатры постоянно сталкиваются с ней. Если пациент не явный психопат — его не изолировать. Его даже нельзя принудить к лечению.

Помощник окружного прокурора сел за стол. Его глаза сосредоточились на оружии.

— Вы говорите вообще. А конкретно о нашем убийце? Мы ничего о нем не знаем.

Янц взглянул на топорик.

— Я думаю иначе. Мы знаем, что он всегда выбирает свои жертвы из толпы. Что всегда пользуется однотипным оружием. И, наконец, что он всегда убивает в семь часов. Для меня это существенная временная привязка.

Линдсей кивнул в знак согласия.

— Да. Почему именно в семь? Почему не в шесть, не в восемь, не в полночь?

Янц взглянул на Крицмана.

— Он звонит вам и предупреждает, словно хочет убедить себя, что действует открыто.

Помощник прокурора встал.

— Ну, мы знаем, что он намерен кого-то убить. Все, что мы можем сделать, — это наводнить нижний город полицейскими. Еще одно убийство — и в городе начнется паника. Мы должны найти его.

— Это все равно, что найти иголку в стоге сена, — сказал Крицман.

Янц покачал головой.

— Не совсем иголку.

Он снова внимательно посмотрел на топорик для льда.

19

Чарльз выдвинул ящик комода. Рука скользнула под кипу рубашек и вытащила топорик. Чарльз обернул лезвие обрывком тряпки и сунул оружие в карман куртки.

Изучая свое отражение в настенном зеркале, он тихо насвистывал какую-то мелодию. Наконец поправил галстук и отвернулся.

Проходя мимо тумбочки, взглянул на будильник. Негромкое тиканье аккомпанировало беззаботному свисту.

Шесть тридцать.

Чарльз вышел из комнаты и спустился в холл. Из кухни доносились шипение и аппетитный запах яичницы. Чарльз подошел к двери кухни.

Миссис Квимби хлопотала у плиты, Джин сидела за столом. Их голоса заглушались шипением и треском — на сковороде было слишком много сала.

— В последний раз — нет! Сегодня ты останешься дома!

— Ну, ма, ну не будь такой квадратной! Все идут на игру!

Даже в раздражении Джин выглядела хорошенькой.

— Это благотворительная игра!

— Начни творить благо в собственном доме, — заявила миссис Квимби. — Именно здесь тебе надлежит быть.

Миссис Квимби соскребла сало и готовую яичницу со сковороды.

— Слышала бы ты разговоры в парикмахерской сегодня днем! Все до смерти перепуганы.

Она подняла взгляд, моргнула, потом улыбнулась.

— О....добрый вечер, Чарльз!

Он улыбнулся в ответ и шагнул в кухню.

— Вы, конечно, не собираетесь выходить сегодня? — спросила она.

— Конечно, собирается, — недовольным голосом ответила за Чарльза Джин. — Держу пари, у него свидание.

Чарльз покачал головой.

— Дело.

— Ну, — миссис Квимби взмахнула лопаточкой. — Только будьте осторожны.

— Не беспокойтесь, — Чарльз повернулся и пошел к выходу. — Я буду осторожен.

Он открыл парадную дверь и вышел на улицу.

Ранние сумерки смягчали контуры низкорослых пальм, приземистых облупленных бунгало, выстроившихся в ряд на мрачной боковой улочке. Мир окутывали туман и тишина.

Вдруг раздался визг.

Вздрогнув, Чарльз оглянулся. По противоположной стороне улицы мальчишка лет двенадцати гнался за маленькой девочкой; он настиг ее у фонарного столба. Размахивая короткой заостренной щепкой, он кричал:

— Смотри! Я — закалыватель!.. Я закалыватель...

— Бобби, отпусти меня, — вырывалась девочка. — Я... мне пора домой.

— А-ах ты, цыпочка!..

Мальчик обернулся, услышав шаги Чарльза. Мгновение спустя он мчался через газон, таща за собой девочку. Чарльз с улыбкой глядел им вслед, пока они не скрылись в соседнем доме.

Садясь в машину Терри и заводя мотор, Чарльз все еще улыбался. Часы в машине показывали без двадцати пяти семь. Это означало, что у него еще куча времени.

Завернув за угол, он выбрался на гребень холма, и весь город распростерся перед ним. Огромный город, беззащитный, ждущий...

Чарльз поставил ногу на тормоз.

Он мог ехать, куда пожелает. Он и топорик. Город был широко открыт перед человеком, несущим смерть во внутреннем кармане; смерть, удобно спрятанную у сердца.

Перестань смотреть вниз. Подумай и выбери. Это — прекрасный миг. Миг вынесения приговора. Сколько заманчивых возможностей...