Курс общего учения о душевных болезнях - [18]

Так, во времена Галена больные высказывали мучившее их бредовое опасение, что небесный свод раздавил Атласа, не выдержавшего его тяжести, и раздавит его, больного¹⁶). В средние века под влиянием господствовавших в обществе идей распространились демономанические эпидемии — аналогичный бред вырабатывался самостоятельно и распространялся путем индукции.

В XIX и XX столетиях, в века пара, электричества, рентгеновских лучей и других великих изобретений и открытий, эти последние дают обильную пищу бреду больных, черпающих из этого материала не менее, чем средневековые больные черпали из демономанических представлений своей эпохи.

IV. Взгляд на душевно-больных у славян

Взгляд на душевно-больных у славян. Связь между названиями душевных болезней и представлениями о их происхождении. Представления о происхождении душевных болезней. Свидетельства древних сказаний и повестей. Порча; примеры. Блаженные, юродивые; каженники. Связь с нечистой силой, колдовство и ведовство. Оборотничество: огненные змеи. Полеты на шабаш. Грамота игумена Памфила; Серапион Владимирский; грамота 1648 г. Наказания за ведовство. Самосуды; суды и процессы; меры против колдовства и чародейства.

Хотя взгляды на душевно-больных и отношение к ним в славянских землях, и в частности в России, в старое время во многом сходны с тем, что было изложено относительно западной Европы, однако, эти взгляды и отноше­ния обнаруживают и некоторые особенности, почему и заслуживают само­стоятельного изложения. Много ценных сведений по этому вопросу заклю­чается в сочинении Афанасьева “Поэтические воззрения славян на при­роду”⁴⁹). Из этого замечательного сочинения видно, что самые названия ду­шевных болезней у славян нередко указывают на соединенное с этими болез­нями представление о карающем божестве; напр., название “boza moc”, “божья немочь”, “божье”, “бешенство”; одержимых приступами “беснованья”, неистовства и помешанных вообще называли “божевольными” и “божегнев-ными”, что свидетельствует о древнейшем взгляде на душевную болезнь, как на проявление божьей воли и божьего гнева¹⁷).

С другой стороны, имеются несомненные доказательства, что душевные болезни рассматривались и как проявление силы нечистых духов, демонов; так, словом “игрец” обозначается истерический припадок, кликушество и обозна­чается диавол; слова “беснованье” и “бешенство” обозначают состояние, обу­словленное вхождением демона в человека; слово “икота” обозначает болезнен­ный припадок и обозначает человека, одержимого бесом; даже ядовитое влия­ние растений, вызывающих припадки душевного расстройства, славяне об'ясняли действием нечистой силы, называя эти растения “бесово молоко” (Eu­phorbia), “бешеная вишня” (Atropa Belladonna) и др.

По свидетельству народных сказаний, бес, вселяясь в жен и дев, отнимает у них ум, слух и зрение, повергает их в бешеное, исступленное состояние и заставляет испытывать самые мучительные страдания.

Весьма характерные данныя находятся в официальном показании шуян, относящемся к 1666 году: “то намъ вѣдомо: Шуи посаду Яковъ Григорьевъ скорбѣлъ икотою и внѣ ума былъ весь и всячески отъ нечистаго духа ... а Василий Несмѣяновъ скорбѣлъ отъ нападенiя нечистаго духа и его исцѣлила Бо­городица, какъ сталъ молебствовать. А про Иванову жену..... Марѳу слышали мы отъ сосѣдей, что она одержима была нечистымъ духомъ и ее исцѣлила пресв. Богородица въ церкви на праздникѣ своемъ — въ литургiю въ большой выходъ...” В 1670 году шуяне подали новое показание, в котором заявили: “прiѣзжаютъ въ Шую къ чудотворному образу пресв. Богородицы Смоленскiя со многихъ городовъ и уѣздовъ всякихъ чиновъ люди молиться, мужескiй и женскiй и дѣвичь полъ, и тѣ скорбные люди..... въ божествен­ную службу мечтаются всякими кознодѣйствы”.

В повести о бесноватой жене Соломонии (XVII в.) рассказывается, что однажды ей послышалось, “аки прiиде нѣкто ко храминѣ; она же возста отъ ложа своего и отверзи дверь и пахну ей въ лицо, и въ ума, и во очи, аки нѣкоторый вихорь велiй, и явися аки пламя нѣкое огненно и сине..... И бысть во всю ночь безъ сна; прiиде на нее трясенiе и великiй, лютый ознобъ, и въ третiй день она очюти у себѣ во утробѣ демона люта, терзающа утробу ея, и бысть въ то время во изступленiи ума отъ живущаго въ ней демона”. Здесь виден уже способ, которым вселяется демон.

Всякое телесное страдание и всякое тревожное чувство приписывались порче “недобрых людей”, их завистливой мысли, оговору, сглазу и называлось “напускной тоской”. Злые духи насылаются на человека колдунами или кол­дуньями на срок или навсегда. Сами больные, разделяя то же убеждение, во время, напр., припадков кликушества^{18) выкликают имена лиц, подозреваемых ими в напускании порчи. Еще всего около ста лет т. наз. подобные обвинения приводили к судебным розыскам. Так, очень интересное дело в этом отно­шении сообщает Максимов (“Год на Севере”); это дело было решено в пинежском уездном суде в 1815 году: крестьянин Михайло Чухарев был обви­нен в порче икотою своей двоюродной сестры Офимьи Лобановой, и ту Офимью, сказано в прошении, теперь злой дух мучит. Чухарев показал на допросе, что действительно насылал порчу на свою двоюродную сестру, а на­учил его тому крестьянин Федор Крапивин; чара совершается так: снявши с себя шейный крест, должно нашептывать на соль; наговорную соль следует бросить на дорогу или вообще на то место, которым должен проходить осуж­денный на икоту. Суд приговорил Чухарева к тридцати пяти ударам кнутом и к публичному церковному покаянию. Тот же автор передает рассказ о девке-икотнице, в которой сто бесов живут и гложут.}