Курс истории древней философии - [138]
Когда мы спрашиваем себя, что такое есть данная вещь (τι εστι; θли τι ην το πραγμα τουτο;), ςо в ответ на этот вопрос мы определяем данную вещь по ее родовой или видовой форме, – например, статуя, стол, человек. Эта форма и составляет сущность этой вещи – ее το τι ην ειναι, βыражаясь термином Аристотеля.
Итак, вот каковы четыре вида причин, которые Аристотель находит у предшествовавших ему философов.
1. Материальная причина (υλη, το υποχειμενον), κоторая является субстратом всякого изменения, из которой возникают все вещи и в которую они разрешаются; это – первопричина ионийских физиков.
2. Та, откуда начало движения (οθεν η αρχη τηζ χινησεωζ), νапример, ум Анаксагора.
3. Противоположная второй – конец движения или действия – το ου ενεχα – «ςо, ради чего» что-либо совершается, или благо Платона (как конечная цель всякого генезиса и движения).
4. Форма, составляющая определенный вид вещи, сущность, у Аристотеля το τι ην ειναι[88] (ср. Met. I, 3).
Рассматривая учения своих предшественников, Аристотель указывает, что все они признавали какие-либо из только что названных причин, причем, по его мнению, главнейшим недостатком «первой философии» этих предшественников была их односторонность. Они ограничивались отдельными видами, отдельными родами причин, забывая об остальных. Так, древнейшие физики и атомисты все сводили к материальному началу; Анаксагор, пришедший впервые к учению о Разуме как первом двигателе, не видит в разуме конечной причинности. Наконец, Платон, в своем противоположении формы и материи, забывает производящую причинность – «начало движения».
Платон сводит истинные начала и сущность вещей к их форме, к их идеальному умопостигаемому виду, или идее.
Аристотель подвергает это учение самой резкой критике. По-видимому, он совершенно отрицал это учение, но на самом деле он никогда не мог совершенно отделаться от него и отверг его гораздо менее, чем хотел. Критика идеологии Платона находится в XIII и XIV книгах «Метафизики» и в 9-й главе I книги ее.
Прежде всего, с точки зрения Аристотеля, идеи недостаточно доказаны. Доказательства либо слабы, либо противоречивы или, наконец, доказывают больше, чем надо. Если есть идеи всего, то есть идеи отрицания (τών αποφασεων), θдеи относительного, гибнущего (τών φυαρτών), ςак что смерть, уничтожение, отношение (τα προζ τι) ςакже имеют свои идеи.
Далее, после некоторых несущественных, иногда даже придирчивых замечаний, быть может заимствованных у мегариков, Аристотель переходит к основному недостатку учения об идеях. Идеи не объясняют ни бытия, ни генезиса, или происхождения вещей, идеи не обусловливают собою бытия вещей, потому что они им внутренне не присущи. Они находятся за пределами мира, «в умном месте». Вечные, неподвижные (αχινητα), ξни могли бы быть причинами скорее покоя и неподвижности, чем началом движения и генезиса. Без действия какой-либо живой силы единичные вещи, причастные идеям, не могли бы возникнуть. Платоновой философии недостает αιτια, οθεν η αρχη τηζ μεταβοληζ («οричина, откуда начало изменения»), между тем как задача философа именно и заключается в познании видимого мира явлений.
Столь же мало способствуют идеи познанию вещей. Они не могут быть их сущностью, раз они вне их, ибо сущность не может быть вне того, чего она есть сущность. Предполагая для каждой вещи одноименную с ней идею, платоники лишь совершенно бесполезно удвояют предметы. Содержание идей совершенно равно содержанию тех эмпирических вещей, коих они суть идеи: они только тем и отличаются, что они вечны, а вещи скоропреходящи. Понятия вроде «лошадь в себе», «человек в себе» суть лишь αιθητα αιδια – ΰпофеоза чувственных вещей, перенесение их в область вечного бытия; это – нечто вроде греческих богов, бессмертных богочеловеков.
На таких основаниях Аристотель опровергает учение Платона о том, что умопостигаемая сущность вещей имеет бытие, отличное от единичных чувственных предметов. Критика, по-видимому, сильная и сокрушительная; но оказывается, что Аристотель дает одной рукой то, что разрушает другой.
