Курортная зона - [6]

И она действительно начала их решать. На свой лад.

На следующий день после позорного раздевания Лариса проникла в кладовку детдомовского слесаря-электрика дяди Славы и украла индикаторную отвертку. Полчаса поточив отвертку о кирпич в садике, девочка убедилась, что острие ее первого оружия стало бритвенно-опасным. Дождавшись ночи, Лариса тенью проникла в палату своих мучителей и, собрав всю свою ненависть, пустила отвертку в дело. После этого мучителей отвезли в реанимацию с паховыми ранениями высокой степени тяжести, а Ларису испуганные такой злобностью воспитательницы отправили в специальный детдом “для трудных”. И неизвестно, что сталось бы с Ларисой в этом новом, отличавшемся кошмарностью нравов детдоме, если бы не Старик.

Лариса не помнила, когда именно Старик появился в ее жизни. Она выделила его из толпы воспитательниц, врачей и прочих взрослых только тогда, когда почувствовала, что он за ней наблюдает. Лариса вообще очень тонко чувствовала любое к себе внимание — это была врожденная и очень пригодившаяся в дальнейшей жизни способность. И пока Старик (так про себя звала этого человека маленькая Лариса, хотя в пору ее детства он был не так уж и стар) наблюдал за нею, она наблюдала за ним. Старик был высокий (впрочем, детям все взрослые кажутся высокими, словно деревья), худой и немного похожий на разгримированного Деда Мороза. Он всегда был одет в строгий черный костюм, белоснежные усы и борода подстрижены аккуратно и тщательно, а длинные, до плеч, серебряные от седины волосы стянуты черной бархатной тесьмой. Старик обладал странным, пронзительным взглядом золотисто-коричневых и круглых, как у совы, глаз, говорил мало и нелюбезно, и было видно, что его нечастых визитов побаиваются в детдоме все. Кроме Ларисы. Потому что кто, кроме нее, мог бесстрашно подойти однажды к Старику и наивно спросить:

— Ты, случайно, не мой отец?

— Нет, — сказал Старик, ничуть не удивившись Ларисиному вопросу. И спросил сам: — А тебе что, нужен отец?

— Н-не знаю, — с сомнением протянула пятилетняя девочка. — Мне нужен тот… тот, кто научит меня драться.

Во взгляде Старика появился неподдельный интерес к невысокой худенькой девочке с глазами, напоминающими серые льдинки.

— А разве ты не умеешь драться? — чуть насмешливо спросил он.

Лариса посерьезнела и задумалась. А потом уточнила:

— Я хочу научиться хорошодраться.

— Ладно. Я подумаю, что с тобой делать, — загадочно изрек Старик, а примерно через неделю Лариса узнала, что он стал ее опекуном.

Старик забрал Ларису из детдома и поселил в своей квартире. Это была строгая и спокойная квартира, с комнатами, заставленными книжными стеллажами, со старой, но прочной мебелью, с окнами, выходившими на кирпичную стену соседнего дома и потому почти всегда занавешенными темно-серыми плюшевыми портьерами. Вместе со Стариком в квартире на момент появления в ней Ларисы жила сухопарая надменная дама, своей мрачностью напоминавшая стоявшие в коридоре часы с большим маятником в стеклянном шкафу. Лариса сначала думала, что надменная дама — жена Старика, но впоследствии, когда Лариса стала своей в этой похожей на затянутый ряской пруд квартире, оказалось, что дама — кухарка, экономка и горничная в одном лице. Старик звал ее “фрау Фейербах”, вскоре и Лариса стала так называть сухопарую даму, хотя про себя при плохом настроении давала ей нелестные прозвища вроде “фрау Фисиписи” или “фрау Фырчащая Задница”.

Природная осторожность и какое-то сверхъестественное, ненормальное для маленького ребенка ощущение холодности жизни помогли Ларисе освоиться в строгих стенах квартиры Старика. Она никогда не шалила, не требовала игрушек, четко соблюдала раз и навсегда заведенный Стариком режим (шесть утра — подъем, девять вечера — сон), а глаза ее глядели на мир пытливо и требовательно.

В школу Лариса не ходила. Старик, представлявшийся подрастающей Ларисе существом всемогущим, каким-то образом сумел вытребовать себе право самостоятельно обучать на дому опекаемую девочку. И он действительно ее обучал. К полным семи годам Лариса уже сносно читала “Воскресение” Толстого и “Семью Тибо” Мартен дю Гара, писала практически без ошибок и быстро решала задачи и уравнения из первого тома “Решебника” Сканави (при том, что ее решение не всегда совпадало с решением, предложенным математическим светилом, но всегда было абсолютно верным). Фрау Фейербах, кухарка, как выяснилось, с академической эрудицией, обучала девочку сразу трем языкам: немецкому, английскому и французскому, а заодно умению готовить шарлотки и кексы. Каникул и поблажек не было, но Лариса понимала, что любая ее провинность или оплошность будут оскорблением для Старика. И оскорбления он не простит, хотя девочку ни Старик, ни тем более фрау Фейербах не трогали пальцем. Лариса не хотела чувствовать себя беспомощным, бестолковым ребенком и потому делала все, чтобы поскорее стать взрослой — строгой, немногословной и наводящей безотчетный страх и почтение. Как ее опекун, которого, кстати, звали Максим Николаевич. Но Лариса все равно называла его Стариком, потому что пацанячье имя Максим казалось ей совершенно неподходящим для такого строгого и респектабельного человека.