Курорт - [24]

Наедине с ней Мерль становился совсем другим. Застенчивым, когда впервые поцеловал ее в щечку. Нерешительным, когда застегивал пуговичку блузки повыше груди.

Он рассказал ей о своем желании побывать на краю земли, на острове Бали, в Суринаме, в Японии и скромно выразил надежду, что она сможет составить ему компанию.

— Разве вы не были там во время войны? — спросила Эбигейл.

— У меня нашли шумы в сердце, — ответил Мерль. — И не взяли в армию.

Эбигейл погладила его по щеке.

— Не смущайтесь. Для меня это не имеет никакого значения.

Мерль тут же перевел разговор на другую тему, свою любимую генетику. И постарался скрыть разочарование, когда выяснилось, что Эбигейл имеет весьма смутное представление о его единственной интеллектуальной страсти. Мерль порекомендовал ей прочитать несколько научно-популярных книг и на следующее утро прислал их, словно сборники стихов, Эбигейл.

Она заметила, что Мерль моет руки не только перед едой, но при каждом удобном случае. Как-то раз, без злого умысла, она упомянула об этом, и лицо Мерля сердито вспыхнуло. Она поняла, что проникла за окружающую его броню. И здравый смысл подсказал Эбигейл, что слабости Мерля она может использовать с немалой для себя выгодой.

В восемнадцать лет она кое-что узнала из книг, но гораздо больше — из жизненного опыта. В Алабаме она уже встречала мужчину, который постоянно мыл руки. В детстве тот обожал убивать мелких зверушек.

Однажды, в поместье Мерля, они скакали на породистых лошадях, которыми тот очень гордился.

— Могли бы вы сознательно растоптать какое-нибудь животное? — крикнула она.

На мгновение лицо его перекосилось, словно вопрос пулей вонзился ему между глаз.

— Никогда!

— Только не говорите мне, что вы не убили ни одной кошки, — смеясь, гнула свое Эбигейл.

Мерль натянул поводья, и Эбигейл тоже пришлось остановить лошадь.

— Эбигейл, я готов поклясться, что не причинял вреда ни одной божьей твари.

— Я вам верю, — она привстала на стременах, думая, однако, о другом. Даже если этот двадцатидевятилетний миллионер говорит правду, что, судя по его реакции, весьма сомнительно, с чего тогда он так часто моет руки? Она читала в каком-то женском журнале, что матери следует насторожиться, если у ребенка появляется такая привычка. Может, Мерль в детстве пристрастился к онанизму? И продолжает этим заниматься?

Эбигейл улыбнулась.

— Я вам верю, — повторила она и пустила лошадь галопом.

Мерль помчался за ней, даже не подозревая, что Эбигейл решила вызнать все его маленькие тайны, чтобы успешней продвигаться к своей, достаточно очевидной цели.

Такая возможность представилась, когда одним субботним вечером Мерль пригласил Эбигейл не в ресторан и кино, а к себе домой. Испанская пара, что вела хозяйство, подавала обед при свечах. Все блюда были столь щедро сдобрены перцем и пряностями, что Эбигейл пришлось заливать огонь в желудке красным вином, которого она выпила больше, чем обычно. Мерль пил с ней наравне, а до обеда осушил два бокала бурбона, в чем она не составила ему компании. Как только испанцы, убрав посуду, удалились в свой коттедж, Эбигейл и Мерль, обнявшись, уселись на медвежью шкуру перед горящим камином.

Неизбежное, разумеется, произошло. После первых страстных поцелуев Эбигейл, извинившись, прошла в туалет, чтобы поставить диафрагму, лежащую в сумочке как раз на такой случай. В тот вечер, однако, предосторожность оказалась излишней, учитывая особые требования Мерля. Если молодые люди, с которыми встречалась Эбигейл, рассматривали поглаживание органа, являющегося предметом их гордости, как закуску, то для Мерля это являлось основным блюдом. А если Эбигейл узнала об этом в тот же вечер, лаская член Мерля, она позволит ему лицезреть свои прелести, те самые, которыми обычно любуются мужчины в датских или шведских журналах, возбуждение Мерля достигнет максимума. Мерль пришел в экстаз от благосклонного отношения Эбигейл к его надобностям, а уж затем умелые руки Мерля утолили и ее потребности.

В последующие недели Мерль несколько раз изыскивал возможность пригласить Эбигейл к себе домой, дабы проверить, не вызывает ли у той отвращение его любимое лакомство. Эбигейл использовала эти вечера, чтобы получше уяснить для себя его пристрастия. Некоторые из них оказались весьма экстравагантными.

Войдя в пору половой зрелости, Мерль убедился, что симпатичные девушки из хороших семей, с которыми он встречался, не только не желали расставаться с девственностью до замужества, но и не допускали никаких любовных ласк. И стоило ли вести одну из них к алтарю, чтобы потом выяснилось, что его особые запросы вызывают у нее полное неприятие? Он нашел элегантную проститутку, посещаемую и его друзьями, которая делала все, что он хотел, точно так же, как в ресторане официант приносил заказанные блюда. Мерль не возражал против того, чтобы оплачивать ее услуги, но не мог же он искать спутницу жизни среди представительниц самой древней профессии? И когда в реакции Эбигейл он увидел не отвращение, но желание ублажить его, когда понял, что она не видит в его поведении ничего противоестественного, Мерль, потрясенный столь тонким пониманием его сексуальных запросов, пришел к выводу, что он влюбился.