Курение мака - [66]

Тот о чем-то спросил у меня, но я не понял вопроса и не мог сообразить, как лучше ответить: «да» или «нет». Он нащупал у меня самое слабое место: нацелил пистолет не на меня, а на Чарли и рассчитал верно. Као знал, что, угрожая Чарли, он угрожает мне. Без нее мне здесь делать было нечего. Он понимал, что, если случится выбирать, я всегда скажу: «Давай меня вместо Чарли». Инстинктивно он коснулся самой глубокой моей боли, как это умеет лишь прирожденный убийца. А я только и мог, что стоять вот так неподвижно в хижине, чувствуя, как липкий пот каплями стекает у меня со лба на переносицу и в уголки рта.

Неизвестно откуда возникла Набао и с жалобным причитанием бросилась к ногам Као, дергая его за одежду. Этого оказалось достаточно, чтобы поколебать его решимость, а через пару минут с поля подошли Кьем и трое крестьян. Остановившись в дверях, все они тут же принялись кричать, в то время как Набао тихо раскачивалась на полу. Я понял, что Кьем обладает какой-то тайной властью над бандитом. Когда он стоял на пороге, между ним и Као вспыхнула перепалка, но я понял, что самый опасный момент миновал.

Као плюнул в мою сторону и сунул пистолет в кобуру. Крики и ругань продолжались еще какое-то время, пока Као и его люди не убрались восвояси. На прощание Као ткнул пальцем сначала в Мика, потом в меня. После того как они ушли, Кьем помахал руками и тоже вышел из хижины вместе с крестьянами.

Набао, которая вмешалась в события в самый решающий момент, осталась и теперь убаюкивала Чарли, словно та была ее ребенком, что-то приговаривая и покачивая головой.

Нам пришлось рассказать Чарли, из-за чего сыр-бор разгорелся. Она ответила, что такое случается часто, что в полусне она чувствует посторонних, но не в силах открыть глаза и посмотреть, кто это.

– Твое счастье, – сказал я, все еще содрогаясь, – что тебя еще не изнасиловали.

– Бывало, – невозмутимо ответила она. – Пока Джек не положил этому конец.

Я только и мог, что смотреть на нее. И в то же время понимал, что взгляды Мика и Фила устремлены не на нее, а на меня. Чарли только что сказала такую ужасную вещь.

В эти секунды я чувствовал себя как пустой бобовый стручок и стоял вертикально, потому что позвоночник не гнулся. Мне показалось, что я ни дышать, ни слова сказать не мог, но тут я услышал собственный слабый голос:

– Тот, что с бородой?

– Другой тоже.

Я хотел все знать, но существуют вещи, о которых отец не может спрашивать у дочери.

Фил сказал:

– Об этом надо забыть.

– Дэнни, ты в порядке? – подал голос Мик.

– Да, – ответил я. – В порядке.

– Вовсе он не в порядке, – хмуро возразил Фил. – Я вижу, что он не в порядке. Он попытается выкинуть какую-нибудь глупость.

– Я же сказал, что в порядке.

– Не надо спорить, ребята, – вмешалась в разговор Чарли. – Ведь не вас же насиловали.

После всего случившегося у Мика еще остался запас какой-то нерастраченной энергии.

– Внимание, – скомандовал он, хлопнув в ладоши. – Надо навести здесь порядок. В этой хижине полный бардак. Фил, возьми у Набао метелку. Я хочу подмести пол. Дэнни, эта вонючая простыня все еще лежит на циновке у Чарли. Не стой столбом, давай сделай одно из двух: либо постирай, либо сожги. Чарли, я собираюсь вымыть тебе голову.

– Ну уж нет, – взмолилась Чарли.

– Посмотрим, – сказал Мик.

Он вышел из хижины и вернулся, притащив бак с водой. Затем выдавил полбутылки шампуня себе на ладонь.

– Подойди-ка сюда. Мик за главного. Начинаем! Чарли покорно подчинилась. Так же как и мы с Филом. Пока Чарли, выполняя команды Мика, горбилась над чаном, Фил подметал и прибирал в хижине.

Я вынес постельное белье Чарли и сжег его. Придется ей спать на одной из моих рубашек.

Мик тщательно вымыл волосы Чарли, ополоснул и расчесал, распутывая сбившиеся пряди. Все это время он был зол как черт. Я знал, почему он этим занялся. Ему передалась моя ярость. Ему надо было что-то с этим делать.

Когда с уборкой было покончено, мы почувствовали себя на грани изнеможения. Благоухая шампунем, Чарли уселась на циновке. Мы расположились на улице. Я старался глубоко дышать, чтобы хоть как-то освежиться в томительной жаре. Мы обливались потом и все же не могли унять дрожь после всех этих утренних событий.

Чарли обратила внимание, что у Мика на шее болтался кожаный шнурок. Наверное, он лопнул в драке, и Мик потерял свой амулет. Это сильно его встревожило, и мы с Филом занялись тщательными поисками талисмана, но так и не смогли его разыскать.

– Вот тебе и кроличья лапка! – попытался пошутить я, но Мик был слишком огорчен. Неудобно было его поддразнивать.

Спустя какое-то время к нам подошли деревенские детишки. Мик позволил им погладить свою волосатую грудь, и они повеселились от души. Через минуту у него на коленях уже сидело трое ребят с широко раскрытыми глазами, а он учил их считалкам и детским песенкам, как будто все случившееся утром было всего лишь сном.

Пока я сидел у входа, разговаривая с Чарли, одна маленькая девочка сделала гирлянду из цветков мака и надела ее на шею Мику.

– Я сплету тебе венок, папа, – сказала Чарли. – Только принеси мне цветы.

Я взглянул на нее. Она была совершенно спокойна. Как она сумела оставаться такой после всего, что выпало ей на долю? Тем не менее вот она сидит уперев руки в колени, похожая на какого-то храмового божка. Время от времени поглядывает на меня. Именно тогда я смог понять ту таинственную силу, которая от нее исходила. Это была внушающая благоговейное восхищение сила юности. Она укрывала мою Чарли как серебряный литой щит, на котором события последних месяцев оставили лишь еле заметные щербинки. Эта сила не знала пощады, ничего не прощала и никому не сдавалась. Она могла выдержать невообразимые испытания, все, что угодно, кроме отказа в праве самой решать свою судьбу. Тогда я понял и то, что мне нечего этой силе противопоставить.