Кураж. В родном городе. Рецепт убийства - [53]

Он выиграл у Изумрудины почти полкорпуса — но та не собиралась уступать легко. Образец понесся вперед своим ровным, плавным галопом. На полпути к финишу они шли еще некоторое время голова к голове. Изумрудина держалась. Но Образец в конце концов проплыл мимо нее с невероятным нарастанием скорости. И к финишу выиграл два корпуса.

Бывают минуты, когда слов нет — и это была одна из них. Я все похлопывал и похлопывал Образца по вспотевшей шее. Я был готов расцеловать его. Я был готов отдать ему все, что у меня есть. Но как отблагодарить лошадь? Как можно вознаградить ее так, чтобы она это поняла?

Оба высоких господина были довольны победой — и даже очень. Они стояли рядышком, ожидая нас в загоне для расседлывания с одинаково восторженным выражением на лицах. Я улыбнулся им, высвободил ногу из стремени и соскользнул вниз. Вниз, на землю! Конец незабываемых переживаний.

— Роб, — только и сумел выговорить Джеймс, тряхнув своей крупной головой. — Роб!

Он похлопал Образца по плечу, от которого шел пар. И смотрел, как я растягиваю пряжки подпруги пальцами, дрожащими от усталости и возбуждения.

— Я знал, что он это сможет! — воскликнул лорд Тирролд. — Что за лошадь! Что за скачки!

Наконец я расстегнул пряжки и взвалил седло на руку. И тут в загон заглянул служитель и попросил лорда Тирролда не уходить — через несколько минут ему будут вручать Кубок. А мне бросил:

— Когда взвеситесь, выходите сразу же. Для жокея-победителя тоже есть приз.

Я кивнул и пошел садиться на весы. Напряжение скачки кончилось. И я ощутил весь дополнительный урон, который она мне нанесла. Спина, плечи и руки до кончиков пальцев, как свинцом налиты. Тяжелая ноющая боль достигала такой силы, что я едва сдерживался.

Бинты снова все в крови, а с ними верхняя часть шелковых перчаток и рукава свитера. Кровь просочилась и на камзол, но на черном ее не было видно.

В раздевалке Майк с широкой улыбкой забрал у меня седло, отстегнул шлем и стянул его с головы.

— Вы знаете, что вас там ждут?

Я кивнул. Он протянул мне расческу:

— Пригладьте немного волосы. Вам надо быть как штык!

Я покорно причесался и вышел наружу.

Лошадей уже увели. На их месте стоял стол с Зимним Кубком и другими призами, вокруг которого роилась куча распорядителей и членов правления.

И уж Морис Кемп-Лор, конечно, среди них.

Я прямо-таки содрогался от отвращения. Джеймс уловил мой взгляд.

— Чего вы такой мрачный? Он ведь даже не пытался отравить Образца.

— Он был слишком занят на телевидении — у него не хватило времени.

— Он вообще бросил эту затею, — доверительно сообщил Джеймс. — Должно быть, понял: после того, как вы скакали в четверг, никого уже не убедить, что вы потеряли кураж.

Да уж, та моя безрассудная скачка в четверг взбесила Кемп-Лора настолько, что в пятницу я получил свою порцию.

— Вы говорили кому-нибудь насчет сахара?

— Нет, поскольку вы просили. Но мне кажется, надо что-то сделать.

— Вы можете подождать до следующей субботы? А через неделю можно будет рассказать кому захотите.

— Ладно. Но все-таки, я считаю…

Он замолк: у стола с призами появилась О. В. П. — Очень Важная Персона в образе хорошенькой герцогини. Несколько тщательно подобранных фраз, подкрепленных великосветской улыбкой, и она вручила Зимний Кубок лорду Тирролду, серебряный поднос Джеймсу и портсигар мне.

Предприимчивый фотокорреспондент включил лампу-вспышку, пока мы втроем стояли, любуясь нашими призами. А затем снова отдали их служителю ипподрома, чтобы выгравировать имя Образца и наши имена.

Отдавая портсигар, я услышал голос Кемп-Лора у себя за спиной. Поэтому, прежде, чем обернуться, успел изобразить на лице дурацкую улыбку. И все равно боялся, что не смогу сдержаться.

Я медленно повернулся на каблуках. Его глаза были пронзительно голубыми. Он не мигнул, когда мы встретились взглядами. И он не прочел, что я знаю, кто похитил меня вчера вечером.

— Перед вами Роб Финн, — произнес он своим чарующим телевизионным голосом, — жокей, победу которого на этой удивительной лошади вы только что видели. — Он говорил в ручной микрофон, за которым тянулся длинный черный шнур, посматривая то на меня, то на установленную поблизости телекамеру. Красный глазок светился. Я мысленно пришпорил себя, приготовившись отпарировать любое его унижающее высказывание.

Он спросил:

— Думаю, вам приятно быть всадником на Образце?

— О, это было замечательно, — с чувством заявил я, стараясь, чтобы моя улыбка казалась еще ослепительнее. — Для любого жокея скакать на такой потрясающей лошади, как Образец, — огромное удовольствие. Конечно, — продолжал я дружелюбно, прежде, чем он меня прервал, — мне просто повезло. Все эти месяцы я заменяю Пипа Пэнкхерста, пока не срастется его нога. И сегодня победителем должен был быть он. Так что я рад сообщить: ему гораздо лучше, и он скоро снова займет свое место. — Я говорил искренне. — И хотя сам я буду занят меньше, конный спорт выиграет, когда чемпион вернется в строй.

Уголок рта Кемп-Лора дрогнул холодно:

— Последнее время дела у вас шли неважно…

— Да, неважнецки, — прервал я его мягко. — Ох уж эти полосы невезенья в скачках! Дуг Смит проиграл однажды девяносто девять скачек подряд. Как ужасно он должен был себя чувствовать! По сравнению с ним мои неудачи просто ерунда.